Moral. Fag. And proud of it.
Название: «Чаши весов». Четвертая серия.
Авторы: DeeLatener, Masudi
Жанр: PWP, angst, non-con
Тема: Античный ориджинал
Рейтинг: NC-21
Warnings: насилие, изнасилование
В общих чертах: история-вирт, написанная на сообществе «Тайные мистерии ХХХкроликов»
Предыстория: Афины во власти тиранов. Люди победнее и разорившиеся борются за жизнь, и ради этого идут на многое.
Юноша Кирон после казни тиранами главы семьи и смерти от болезни родственников сталкивается на улице с торговцем мясом, Псиафом, который делает ему непристойное предложение. Юноша сперва оскорбляет торговца, унизившего его перед всеми, но в итоге решается принять приглашение.
Он отправляется в дом Псиафа.
Первая серия здесь
Вторая серия здесь
Третья серия здесь
читать дальшеАмикл вышел от Кирона мрачным. Вся эта возня становилась его рутиной. Хорошо хоть у Псиафа были рабы, которые занимались окровавленными тряпками и кормлением мальчишки. "Гость" почти все время спал, пока его не будил болью лекарь.
Псиаф вернулся под утро, пьяный и довольный. Он любил рассказать о своих похождениях, о своем "весельи" Амиклу. И мужчине даже приходилось выражать восторг от "умелости и способностей" торговца.
В этот раз в красках было описано, как он заполучил таки девственника, специально оставленного ему Ламием. Юноша был с темными волосами и синими глазами, чуть светлее, чем у Кирона. "Весьма недурственный". Его подготовил раб, а Псиаф сорвал цветок пыхтя и сопя, удерживая парня за лодыжки. Даже посетовал, что "его Ганимед" ему таким тугим не достался.
Он заплатил Ламию за "порчу игрушки", пообещал подумать на счет покупки.
А Клистарх! Псиаф потребовал от Амикла угадать что тот делал. И в мыслях управляющий почти угадал, но внешне изобразил удивление и интерес. Этого хотелось Псиафу, чтобы насладиться еще раз, посмаковать детали.
- Он, - захохотал мясник, - велел Ламию привести своих драгоценных собак. Ты же помнишь фараоновых собак, которых тому специально привезли из Египта, и Ламий отдал за них целое состояние? Огромные черные псы, которых держали только египетские цари?
Псиаф сделал паузу, отпивая родниковой воды, которую ему поднес слуга, и оживленно продолжил:
- В общем, по жесту старины Клистарха этих рабов расставили кругом, опустили на четвереньки и.. - он опять захохотал, -
и собаки с ними такое устроили, ты себе не представляешь это представление... Ламий правда ворчал, что собаки исцарапали его рабам спины, пытаясь удержаться, но такое зрелище было... - он пьяно и довольно икнул. - Клистарх, Клистарх, затейник... Потом, он, правда, испортил Ламию пару парней. Один был очень даже славный мальчик, с пшеничными волосами. Не знаю-не знаю, будет ли наш бедняга тратиться на лекарей. Сомневаюсь я. А из того светловолосого вырос бы неплохой юноша, красавец. И Ламий мог бы на нем заработать. Но, с другой стороны, Клистарх заплатил за убытки двойную цену. Нечего жаловаться.
Амикл деланно весело покачал головой, а про себя подумал: "Афины не ждет ничего хорошего, пока у власти стоят такие мерзавцы как твой любимый друг". Он хорошо помнил юного раба, которого по настоянию олигарха Псиаф подарил Клистарху. Амикл, как-то встретившись на рынке с управляющим фесмофета, поинтересовался, доволен ли его хозяин рабом. Тот отвел глаза и сказал, что мальчишка долго болел и умер. Амикл даже не стал уточнять, от чего умер тот мальчик из Милета, смуглокожий, с прозрачными изумрудами глаз. Он просто просидел вечер в своей комнате, медленно потягивая вино, и вспоминая горячее дыхание Диона, - так его звали, но мало кто об этом знал... - , и его кожу, шелковистую как у всех ионийцев.
- Да, кстати, ты бы взглянул на него. Может, он пригодится в хозяйстве. Или лично тебе, - Псиаф шлепнул по плечу управляющего и густо захохотал.
Амикл криво усмехнулся.
"Нет, спасибо! - подумал он. - Могу себе представить, как выглядит сейчас раб после вечеринки у этого Ламия".
- Как там мой..? - вспомнил перед тем, как сладко уснуть, удобно укладываясь и потягиваясь на ложе, Псиаф.
Мужчина поднял брови и, поняв, что речь идет о том несчастном мальчишке, которого едва живим и перемотанного грязными окровавленными тряпками, принесли слуги работорговца, помолчав, кивнул.
- Нормально, господин. Хрисий уже здесь.
Псиаф зевнул и махнул своей короткопалой рукой, отправляя Амикла прочь.
- Хорошо. Отвечаешь за него головой, - буркнул он, погружаясь в сон.
"Ты развлекаешься, а я отвечай", - зло подумал Амикл, выходя из покоев мясника.
День обещал быть трудным.
Конечно, все опасения подтвердились. У мальчишки начался жар, он метался по кровати, рабы еле успевали менять на нем мокрые простыни.
Лекарь был хладнокровен, - ему платили за то, что Псиаф портил юношей, - и лишь важно заявил, что рану обработали не сразу, успела попасть зараза.
А вот Амиклу не поздоровится, ведь предстоит объяснить хозяину, у которого наверняка болит с утра голова, что парень, скорее всего, не протянет больше нескольких дней.
Амикл уже представлял как примет самое расстроенное лицо и спросит у "лучшего из хозяев", как же ему быть с "гостем". Он рисковал. Но не сказать хозяину вовремя могло означать еще худшие для него последствия...
А потому он осторожно заглянул в покои Псиафа.
Псиаф полулежал с мокрой тряпкой на лбу, которую периодически смачивал в винном уксусе старый раб, молча стоящий рядом с веером, и обмахивающий мясника от надоедливых насекомых. Торговцу было нехорошо, голова трещала от малейшего звука извне.
"Славно погуляли", - презрительно подумал Амикл.
- Ну, - недовольно простонал Псиаф, завидев заглядывающего мужчину. - Что еще?
Тот зашел в покои и, почтительно поклонившись, коротко изложил последние новости.
Псиаф побагровел.
Он замер, затем с трудом сел на постели и досадливо сплюнул:
"Клистарх, - зло подумал Псиаф. - Говорил же я ему... Тоже мне, старый друг... Кто ж знал, что мальчишка такой слабый..."
Он жестом приказал Амиклу, чтобы тот налил ему воды из гидрии, сохраняющей прохладу влаги даже в жаркий афинский полдень, жадно отпил и, тяжело дыша, задумался.
- Кто еще из лекарей сейчас в Афинах? Лаомедонт? Клеомен? Позови их. Скажи им, чтобы они держали язык за зубами. Заплати им, - начал он коротко отдавать распоряжения, - поспрашивай, кто еще из знахарей может помочь. Держи меня в курсе.
Амикл, поклонившись, вышел. Псиаф посидел немного и вдруг бросил чашу с водой, которую до сих пор держал в руках, на пол.
"Вот морока с этим жеребенком, - недовольно подумал он, пнув черепки разбившейся чашки, - помрет еще, и правда".
Амикл метался по Агоре в поисках лекаря. Жара доконала его, и он присел у Девятиструйного источника, чтобы напиться и передохнуть.
- Я слышал, ты ищешь немого лекаря, - услышал муж и обернулся.
Позади стоял закутанный в гиматий человек с аккуратной бородой.
- Да, гражданин, - кивнул Амикл.
- Я и есть. Но беру я недешево.
Лекарь Аристокл вышел из комнаты, заполнившейся густым дымом от курений и тяжелым запахом мази. Он, словно хозяин в доме, смело направился к Псиафу. Пару раз уточнив дорогу у рабов он наконец вошел.
- Привет тебе, Псиаф, - лекарь поднял руку. - Я присматриваю за твоим мальчиком, можешь не беспокоиться за него, он поправится через пару дней. Я вижу, ты любитель особенно... утонченных развлечений. У меня есть занятное средство, способное сделать любого покорным на некоторое время. Тебе его хватит, чтобы насладиться любым строптивцем. Но это очень дорогое средство.
Псиаф, недовольно оторвался от сметы расходов по лавке, которую ему принес Амикл, и подозрительно покосился на вошедшего. Судя по его говору, тот не был афинянином. Псиаф прищурился. Из варваров? Нет, он явно из эллинов... Скорее всего, из греческих колоний в Малой Азии...
Псиаф недовольно нахмурился, он не любил, когда в его комнату заходили так неожиданно, без разрешения. Но этот человек принес хорошие новости о "его Ганимеде". Амикл рассказывал о нем: как неожиданно наткнулся на лекаря посреди Афин, и как мальчишке стало заметно лучше после его притираний, - и Псиаф смягчился.
- И тебе привет, добрый человек. Откуда ты? - торговец откинулся назад, поманив лекаря рукой, подзывая к себе и указывая на дифрос с плетеным сидением. - И о каком средстве ты говоришь?
Аристокл уселся и закинул край сползшего гиматия за плечо, а затем положил ногу на ногу и обхватил колено сложенными ладонями.
- Среди моих предков была та самая Медея, которая помогла Ясону добыть Золотое руно. Многие знания переданы и мне. Среди них - средство, способное вызвать яростную страсть, нестерпимое желание. Стоит подмешать его в питье - и ты получишь любого. Не любовь, конечно, но всю страсть, на которую способен человек.
Псиаф ненадолго замер, переваривая услышанное и раздумывая. Он знал о таких средствах, слухи о них ему рассказывали купцы, побывавшие на Востоке. Такими "лекарствами" пользовались персидские цари в своих гаремах.
"Лекарства" стоили огромных денег, и секрет их приготовления хранился под страхом смертной казни.
Средство, способное сделать покорным и вызвать страсть, хм...
Пока, заключив сделку с Кироном, он терпел убытки, а не испытывал удовольствие от общения с мальчишкой как рассчитывал. Псиаф был торговец, потраченные деньги считать умел. И ему не хотелось вновь, потребовав от Кирона выполнения условий сделки, наткнуться на это упрямое бешенство, и опять избить его до полусмерти. Хотелось иного удовольствия.
Псиаф прикусил ноготь на большом пальце. Хм, заманчивое предложение.
- А не обманешь? - он цепко взглянул на сидящего лекаря.
Тот склонил голову.
- Нет, Псиаф, на что мне это? Ты всегда можешь найти меня, я слышал о тебе и твоих... друзьях, - он лукаво улыбнулся.
Псиаф, все еще сомневаясь, кивнул:
- Как им пользоваться? Что за средство? Оно у тебя с собой? Надолго ли хватает? - посыпались деловые вопросы торговца.
Аристокл удовлетворенно хмыкнул.
- Нет, это средство сохраняет свою силу не долго, когда я передам его тебе, нужно воспользоваться им в течение двух суток, иначе состав станет бесполезным. Средство стоит размешать в вине или воде. Оно совершенно безвредно, никаких ядовитых растений. Его действие будет длиться около пяти часов. Когда начнет действовать в полную силу - зависит от организма. Но, думаю, твой мальчик будет полностью готов через половину солнечного шага. Я приготовлю одну порцию, чтобы ты мог попробовать и оценить по достоинству.
Псиаф покусал толстые губы, подумал и решительно рубанул рукой воздух.
Предложение было заманчивое. Очень. Пусть и дорогое.
И отказаться от него мог только последний идиот.
- А когда мальчишка может…? - Псиаф судорожно подбирал слова.
Губы Аристокла тронули понимающая улыбка.
- Дай мне дней пять, Псиаф, я поставлю его на ноги и он станет опять гладким.
Псиаф, сопя, плеснул темного душистого вина в цветной килик и нетерпеливо предложил его лекарю:
- Я заплачу тебе, я отблагодарю тебя, ты не пожалеешь, если не обманешь меня. Но если… - он нахмурился, его ноздри раздулись, а рука непроизвольно сжалась в кулак.
Аристокл склонил голову и поднял килик с вином.
- За нашу удачную сделку, хозяин дома, - мягко улыбнулся он, - ты не пожалеешь о потраченных деньгах.
Все эти дни Псиаф нетерпеливо справлялся о здоровье Кирона у Амикла. Тот, немного удивляясь про себя такому любопытству хозяина, отвечал, что, да, все хорошо, сегодня Кирон пришел в себя, а сегодня его покормили, а сегодня он смог самостоятельно сесть, сегодня он поднимался с ложа и немного ходил… Псиаф, получая такие хорошие новости, удовлетворенно качал головой, думая про себя «Аристокл не обманул»…
«Пока не обманул», хмурясь, добавлял. «Посмотрим, посмотрим».
К исходу дня, назначенного Аристоклом, в кабинет Псиафа, который начал письмо своему брату в Беотию, постучали, и в дверь вошел лекарь.
- Ну? Ну что? - нетерпеливо помахал Псиаф короткими руками. - Что ты мне скажешь?
- Все готово, Псиаф, - согнулся в легком поклоне лекарь, - я могу дать снадобье твоему мальчишке словно это лекарство хоть сейчас. Он выпьет его, и через некоторое время ты убедишься, что я не обманул.
Псиаф прищурился, потом он вскочил, колыхая своим животом, и увлек за собой Аристокла.
- Ну что ж, пойдем, я хочу видеть, как он выпьет твое зелье, волшебник из Колхиды, - сострил торговец, направляясь в комнату Кирона.
Кирон поднялся с ложа, одетый в один короткий набедренник.
Увидев Псиафа, замершего за спиной лекаря, юноша сделал было шаг назад, но нога уперлась в преграду, давая понять, что бежать ему в любом случае некуда.
Аристокл приблизился и протянул подопечному фиал с прозрачной жидкостью.
- Немного горчит, - сказал лекарь, - но тебе необходимо это выпить.
Кирон переводил взгляд с Псиафа на Аристокла и обратно. Он почуял очередную жестокую затею: уж больно выжидательный вид был у торговца - но все же выпил все, поморщившись после.
- Моя работа окончена, Псиаф, - прошелестел Аристокл. - Если понадоблюсь еще, - тут он сделал многозначительную паузу, - Амикл знает, где найти меня.
И лекарь ушел, оставив пленника и хозяина наедине.
Кирон вопросительно посмотрел на Псиафа.
Псиаф, пыхтя, опустился на стоящий табурет, обитый мягкой крашеной кожей. Он, поймав взгляд Кирона, сделал жест рукой, чтобы мальчишка тоже сел.
-Хм, - прочистил горло: он даже не знал, с чего начать разговор. Мысли лихорадочно крутились вокруг действия зелья. Но говорить что-то следовало, а не просто сидеть и таращится друг на друга, подобно двум совам.
Мальчишка глядит загнанным волчонком. А если Аристокл обманул и зелье не сработает? "Убью, - подумал Псиаф. - Сделаю с ним тоже, что Клистарх не успел завершить с моим Ганимедом".
Он уставился на мальчишку, не мигая. "Определенно, искусный Аристокл поднял его на ноги - румяный какой, цветущий, и ссадин и царапин уже не видно", - подумал он, скользнув взглядом по юному телу и вспоминая то беспомощно вздрагивающее создание в окровавленных полосах от пальцев Клистарха.
- Как ты себя чувствуешь, Кирон? - осведомился мясник, похлопывая рукой по коленке.
Юноша почувствовал себя крайне неуютно.
- Я... все хорошо, Псиаф. Аристокл был очень внимателен. Лучше, чем Хрисий.
Он отвечал спокойно, даже слишком.
Некоторое время они вяло переговаривались. Псиаф задавал незначительные вопросы, например, что именно делал Аристокл, и какие ощущения вызывало то или иное лекарство. Кирон отвечал, а Псиаф метался между необходимостью как-то потянуть разговор и нетерпением поскорее увидеть действие. Он уже начинал злиться и раздражаться, мысленно костеря нерадивого шарлатана, когда Кирон вдруг распахнул глаза и нервно сглотнул.
Он беспокойно поерзал на месте, прислушиваясь к себе, прикусил губу.
- Что, Псиаф..? - переспросил он, поднял глаза на торговца - и залился краской. Он выглядел изумленным, глубоко потрясенным, напуганным самим собой.
Лекарство набирало силу. Юноша тяжело вдохнул, стараясь смотреть в одну точку, на лбу выступили капельки испарины. Пальцы заскребли о ложе.
Псиаф машинально, злясь про себя на лекаря, повторил очередной незначительный вопрос, и вдруг встретил неожиданно-удивленный взгляд своего Ганимеда.
Сначала он подумал, что Кирону стало нехорошо - румянец ярко вспыхнул на скулах, испарина на лице, тяжелое дыхание.
"Оно? Неужели оно?" - задал себе вопрос торговец и, не веря своей догадке, замолчал, молча наблюдал за юношей...
Лицо Кирона менялось. Он начал едва заметно содрогаться всем телом. Замер, стиснув колени. Юноша стал похож на беспокойного жеребенка, почуявшего опасность. Ноздри раздувались, дыхание едва выбиралось наружу сквозь стиснутые зубы. Взгляд метался по комнате и наконец вперился в пол.
Юноша старался смотреть в одну точку, но вдруг охнул и прижал ладонь к паху. Он поднял взгляд на Псиафа, облизнул губы.
- Что со мной... - хрипло прошептал Кирон.
Его голова чуть запрокинулась, глаза сузились. Юноша дышал сквозь приоткрытые губы, искусанные, ставшие яркими...
Псиаф не отвечал, он смотрел - и не мог поверить. Глаза Кирона потемнели, губы стали совсем пунцовыми.
Не обманул! Не обманул! Озолочу! - возликовал Псиаф, который ждал этого момента несколько дней.
Он еле удержался, чтобы не сесть рядом, не протянуть руку и не дотронуться до этого точеного тела, начинающего извиваться прямо на его глазах. Но он остановил себя, решив понаблюдать еще. А вдруг это сейчас быстро пройдет? - говорил в нем вечно подозрительный торговец.
И он выпрямился на табурете и стал смотреть дальше.
- Псиаф... - голос Кирона дрожал. Он уже не мог скрыть эрекцию, поднявшую белоснежный шатер повязки.
Его бедра двинулись вперед-назад. Юноша прервал движения, казавшиеся его телу сейчас такими естественными. Это далось ему невероятным усилием, оставившим кровавые полудужья на ладонях. Он сидел словно окаменевший под взглядом мифической Горгоны, лишь скулы ходили от внутренней борьбы.
Даже соски его реагировали, став четче, проступив тугими каплями на загорелой коже.
Голова Кирона дернулась в сторону, затем в другую, он начал задыхаться. На набедреннике, натянутом фаллосом, появилось мокрое пятно предсеменной жидкости.
Юноша в отчаянии посмотрел на Псиафа. Во взгляде было все: смущение, боль, мольба и страх...
А потом ноги юноши разъехались, рука скользнула под тонкую ткань. Кирон всхлипнул удовлетворенно, когда его фаллос оказался в теплой родной ладони, надежной, умело ласкающей...
Псиаф почувствовал, как кровь прилила к лицу.
Вид возбужденного Кирона, который, сидя напротив Псиафа, откровенно ласкал себя, глядя в глаза торговцу, ясно говорил об эффективности зелья Аристокла.
Но Псиаф заставил себя просто смотреть.
Что этот мальчишка будет вытворять дальше?
Лекарь говорил обо всей страсти, на которую только будет способен его Ганимед.
И Псиафу захотелось сначала это увидеть.
Юноша был вполне доволен по началу, но движения его становились все яростнее, а стоны все мучительнее. Он то и дело бросал страдающий томный взгляд на Псиафа и, заливаясь краской, отворачивался.
Запрокинувшись назад, едва не становясь на лопатки, Кирон мял свой фаллос и мошонку, пытаясь закончить охватившее его безумие. Он был в отчаянии: желание, окатившее его с ног до головы, не просто не убывало. Оно все нарастало, готовое затопить, уничтожить всю его сущность, оставив лишь жажду совокупления. Кирон громко стонал, катаясь по ложу, стискивая руку ногами, чтобы усилить воздействие на фаллос, но ничего не помогало. Тогда он погрузил в рот палец. Выдернул его, сопротивляясь самому себе, вцепился рукой в простынь. Костяшки пальцев подрагивали...
Издав громкий судорожный всхлип, юноша медленно отпустил руку. Пальцы скользнули в рот. Язык приласкал их как добрых друзей.
Изогнувшись на ложе, подняв бедра, Кирон провел пальцами между ягодиц и протолкнул в себя один. Ему показалось, что стало чуть легче, но уже через мгновение ему пришлось двигать внутри прохода с силой, чтобы трение чуть успокоило его беснующееся желание.
Псиаф просто обомлел от наблюдаемой картины.
Он на самом деле не ожидал что в мальчишке столько страсти, которая прорывалась наружу в этих яростных движениях пальцев, изломах рук и откровенных ласк своего изнывающего тела.
И что мальчишка, оказывается, может вытворять такое, призывно глядя на Псиафа и откровенно и главное, охотно, предлагая себя ему.
И даже не заметил, что, увлекшись этим извивающимся гибким телом, катающимся по ложу, он, запустив руку под домашний хитон, ласкает свой поднимающийся и твердеющий жезл.
Кирон всхлипывал. Он желал лишь одного: чтобы это закончилось. Ему казалось, что вот-вот он изольется фонтаном, который разорвет его фаллос. Но это было бы лучше, чем выносить ужасное, сводящее с ума, лишающее гордости желание.
Глянув мельком на Псиафа юноша замер, посмотрел внимательнее. Тело изломала судорога, перебросила на живот. Кирон двинулся вверх, выгибаясь, проводя с силой фаллосом по щекочущей ткани, не переставая вталкивать в себя пальцы.
С яростным стоном вытащил их и встал на колени. Он оттолкнулся рукой, чтобы подняться на ноги, но они не слушались, и некогда гордый аристократ упал на пол.
Кирон скорчился, сжался в эмбрион, но настойчивая ошеломляющая похоть высосала его всего. Он поднял лицо, синие глаза стали безумными из-за сузившихся зрачков. Он всхлипнул, молча взывая, а потом вытянул вперед руку с раскрытой ладонью. Другая рука вернулась к покинутому фаллосу, вновь принялась теребить его, сжимая у основания и с силой продираясь вверх по стволу.
Юноша даже не мог выпрямиться. Изогнутый, сломленный, он простонал:
- Псиаф..! помоги мне..!
Голова уткнулась в пол, по спине двигались мышцы, обозначая работу рук.
Псиаф, раздувая ноздри, встал было с табуретки, но остановил себя.
Ему хотелось подойти, схватить мальчишку за загривок и швырнуть на ложе, а потом коснуться своими пересохшими губами и нетерпеливыми руками этого горячего тела, которое изнывало от желания.
Его Ганимед стоял на коленях и тянул к нему дрожащую от нетерпения руку. И он так смотрел, своими бешеными синими глазищами...
Наверное, боги дарят ему еще один подарок. Как же иначе.
Торговец сглотнул и, наслаждаясь видом изломленного и дрожащего тела с перекатывающимися под кожей упругими мускулами, молча поманил к себе Кирона.
Юноша увидел жест торговца. Его лицо стало сердитым, а следом глубоко несчастным. Несколько мгновений он пытался справиться с собой, но все было бессмысленно. В его голове не осталось мыслей кроме одной: закончить страдания любым способом. Это было хуже боли, хуже голода без пищи. Это был самый ужасающий голод, который только можно себе вообразить. И, казалось, даже Псиаф не сможет утолить его, но надежда заставила юношу дернуться вперед. Он не смог встать на ноги, они тряслись и не слушались. И тогда, не переставая тереть себе промежность, Кирон двинулся вперед, подтягивая себя рукой, проезжая всем телом по полу, отталкиваясь коленями, оставляя ссадины на коже.
Когда он, медленно двигаясь, постепенно приблизился к торговцу, Псиаф, не дожидаясь больше, выбросил вперед руку и схватил своими сильными пальцами мальчишку, подтягивая к себе. Крепко обхватив за затылок и вглядываясь в эти синие колючие осколки, он обхватил шею Кирона, чувствуя, как движется его кадык...
И, зарычав от нетерпения, впился своими губами в этот желанный дрожащий мягкий рот, обдающий горячим дыханием и издающий хриплые стоны.
Кирон всхлипнул в рот мужчине, отвечая на поцелуй. Скорее, это было похоже на борьбу, сражение языков и губ. В воздухе раздалось громкое чмоканье и тихие вздохи.
Юноша вжимался в Псиафа всем телом, терся о него, поскуливая. Его пах коснулся бедра торговца, тихонько подталкивая его пульсацией.
Кирон поймал руку мужчины и, задыхаясь от поцелуев, потянул ее себе за спину, пытаясь уложить на ягодицу.
Проникая языком в рот мальчишки, Псиаф, покусывая его сладкие губы, поддаваясь его руке, обхватил пятерней упругую ягодицу, сжал ее и проникнул пальцами между, начиная настойчивые поглаживания горячей плоти. Он прижал юношу крепче к своему паху, к своему поднявшемуся члену, чувствуя бедром подрагивания фаллоса Кирона.
Оттянув голову мальчишки назад, держа за затылок, с трудом отрываясь от горячего рта и игры языков, торговец вновь посмотрел в затуманенную синеву.
- Сладкий, ты сладкий, мой Ганимед, - пробормотал он тому в ухо, обводя языком мочку и спускаясь ниже к шее, оставляя на ней красные пятна жестких поцелуев, больше похожих на нетерпеливые укусы.
Кирон извивался в руках мужчины. Когда большая тяжелая ладонь легла ему на ягодицу, то поясница сама собой прогнулась, приподнимая полушария выше, словно он был животным, инстинктивно задирающим хвост, демонстрируя готовность к случке.
Тело Псиафа позволило немного утешиться. Руки, - мнущие, властные, проникающие повсюду, и жалящий рот, - они заставляли Кирона тихонько вскрикивать и прижиматься сильнее.
Юноша чуть сместился, так, чтобы почувствовать фаллос мужчины своим. Он заторопился, сдирая с себя повязку, оставаясь полностью обнаженным. А потом обвил бедро Псиафа ногой, цепляясь за плечи мужчины, как за последнюю возможность спастись.
- Псиаф... я не могу больше терпеть, - голос с надрывом звенел. - Прошу тебя, прошу, прошу...
Кирон уткнулся лицом в плечо торговца, прячась от пробудившегося чудовища внутри. Его бедра подергивались вперед-назад.
Псиаф, одной рукой прижав к себе трущегося мальчишку, опустил это гибкое восхитительное тело, которое нетерпеливо обвивало его, и умоляло продолжить эти движения и прикосновения, на теплый пол.
Раскладывая Кирона прямо здесь, на мозаике с грифонами, встав на колени между его широко разведенных бедер, он, ворча, скинул с себя хитон, и продолжил ласкать извивающееся в его руках тело - пощипывать и посасывать твердые соски, поглаживать судорожно поднимающийся и опускающийся живот, худые бедра...
Проникнув в пах мальчишки рукой, он обхватил твердый фаллос, проведя большим пальцем по каменной головке, чувствуя ее естественную влажность. А затем Псиаф захватил губами эту головку, немного поиграл с ней языком, ощущая нежную кожицу; провел по подрагивающему стволу языком, сжимая губами и чувствуя, как тугая кровь пульсом приливает от основания.
Торговец мягко сжал мошонку Кирона, начиная массировать ее, то усиливая свои движения, то отпуская.
Юноша жарко стонал, двигая бедрами, как безумный шепча имя того, кого презирал. Его рука бессознательно гладила голову Псиафа, его волосы, тянула вниз, прижимала плотнее... а когда мужчина нарочно отстранялся, Кирон умолял его, почти кричал, извивался, ловил его руки, прижимая их к себе.
Он обхватил ногами бока мужчины, вцепился ему в спину. Его губы шарили по бледной коже, порой слегка покусывая. Он растворялся в бьющейся в нем - словно огромное сердце - страсти. Он был ее рабом и делал все, чтобы умилостивить свою госпожу.
Кирон изогнулся, прижавшись животом к Псиафу. Голова моталась из стороны в сторону. Казалось, даже прикосновение воздуха мучает юношу возбуждением.
- Войди в меня! - взмолился он. - Прошу тебя, Псиаф!
Пятки стиснули бока торговца, словно жеребца, который может скинуть с себя.
Псиаф часто задышал.
Он, сопя, поднял голову, ища глазами то, что могло бы послужить смазкой. Хотя бы каким-то ее подобием. И, не найдя ничего, он набрал полный рот слюны и щедро обсосал свои пальцы.
"И правда гладкий", - машинально подумал он, раздвигая рукой ягодицы и приникая мокрыми пальцами к плоти, медленно растягивая и разминая судорожно сжимающийся вход.
Приставив свой член к подготовленному отверстию, он медленно запихнул толстую головку и, на мгновенье замерев, постарался войти одним движением полностью. Придвинувшись ближе, и насаживая юношу на свой ствол, вцепившись ногтями в бедра Кирона, с громким хрипом он начал свои движения внутри. Сначала медленно, наслаждаясь и ощущая как его фаллос, крепко охваченный сильным кольцом, трется о стенки этого узкого, сжавшегося и ставшего вновь тугим стараниями Аристокла прохода...
Кирон застонал сквозь зубы и рывком опустился на фаллос Псиафа, крутнул бедрами, пропуская его всего, прогнулся. Ему казалось, что этой горячей тугой плоти внутри мало, что она недостаточна для утоления его безумия, но стоило мужчине начать двигаться, сомнения рассеялись.
Юноша задыхался от полноты ощущений. Большой, горячий, крепкий фаллос двигался внутри, втыкаясь в простату, заставляя видеть расплывающиеся кляксами черные пятна.
Кирон не замечал, что раздирает торговцу спину, желая еще. Он стискивал мышцы, боясь потерять лекарство, не выпуская его, и Псиафу приходилось прилагать немалые усилия, чтобы двигаться, но трение, восхитительно тягучее, поглощающее, растворяющее в своей интенсивности, стоило любых трудностей.
Юноша слышал шлепки, с которыми встречались их тела. Сейчас ему не казалось мерзким их действо. Он стал чем-то иным, перестал быть собой, желая с каждым мгновением все больше этих глухих ударов, заставляющих вскрикивать и кусать губы. Он умолял "ещё", задыхаясь, растянутый, насаженный на багровый кол.
Их тела покрыла испарина. Капли пота с тела Псиафа сбегали на золотистую кожу Кирона, чуть щекоча, смешиваясь с его собственными.
В какой-то момент Кирон решил, что умирает. Тьма засасывала его быстро, жадными глотками. Удары фаллоса вызывали эхо в его теле, оно становилось все громче, пока не превратилось в гул в ушах, в бешеную пульсацию и опустошение.
Псиаф ощутил, как мальчишка содрогается на нем всем телом, распахивая рот, издавая хриплые животные стоны. Влага размазалась по его животу, руки на плечах ослабли, а потом отпустили вовсе.
Раскрасневшийся Псиаф вцепился в начинающее обмякать тело, еще крепче подтягивая его к себе.
Сейчас он ясно чувствовал только одно. Как тяжелый комок сладко раскручивается в паху спиралью, просясь наружу, отдается гулким стуком сердца, от него закладывает в уши и немеют конечности.
Псиаф лишь хрипло стонал. С наслаждением. Громко. Не задумываясь о том, что его могут услышать слуги, рабы, все в доме.
Движения участились. Мужчина напрягся, вбиваясь в своего Ганимеда. Наконец он захрипел, чувствуя, как заливает мальчишку своим семенем и, тяжело дыша, опускаясь на него, облапил своими ручищами это вздрагивающее и покорное тело.
Кирон тяжело дышал. Румянец разливался по всему переносью, ресницы чуть дрожали.
Он облизнул губы и попытался прикрыть лицо ладонью.
Испуганно вздрогнул, а в следующее мгновение жалобно заскулил, чувствуя, как волна вновь растет. В его широко распахнувшихся глазах застыл ужас. Кирон боялся, что Псиаф оставит его, получив единожды. Оставит одного в царстве Гадеса, поработившего Эрота.
Кирон вцепился в руки тяжело дышащего торговца.
Псиаф посмотрел в его лицо - лоб, покрытый капельками пота, туманный взгляд, запекшиеся губы...
Он пытался отдышаться, почувствовав, как в его руки снова вцепились просящие и в то же время требовательные пальцы Кирона.
"Ну, Ганимед, да ты оказывается даже не подарок судьбы. Ты просто клад", - промелькнуло у него в голове.
Он взял скулящего мальчишку за подбородок, приникая к его губам, опять возобновляя требовательную и искусную игру языками.
Кирон был еще яростнее, чем в первый раз. Повиснув на шее торговца, обвив его ногами, он исступленно целовал его, терся всем телом, вжимаясь так, что и воздух, казалось, не мог просочиться меж ними.
- Пусти, - выдохнул юноша, пытаясь уложить Псиафа и забраться на него верхом.
Псиаф дал себя перевернуть на спину, добродушно посмеиваясь над мальчишеской нетерпеливостью, и оглаживая пальцами горячие бедра. Ему стало интересно: что на этот раз покажет Кирон, какой сюрприз он преподнесет.
Когда мужчина растянулся на мозаичном полу, подоткнув под себя одежду, чтобы не мерзнуть, Кирон уселся на его бедра. Он действовал торопливо, словно от того, как быстро он сможет сесть на член зависела его жизнь.
Пару раз погладив ладонью фаллос Псиафа сверху донизу, он взял его пониже головки и направил в себя, проталкивая, чувствуя, как тот снова крепнет, растягивает проход. Кирон осторожно опустился, чувствуя сквозь неутихающее желание болезненное жжение растертых стенок. Затем откинулся назад, уперевшись ладонями в пол, чувствуя округлые камешки, и задвигался, медленно поднимая бедра вверх, а затем с силой опуская.
Псиаф приподнял свои бедра, чувствуя это восхитительное ощущение, когда медленно скользишь в горячий проход, ощущая стволом гладкие стенки.
И, обхватив одной рукой вставший фаллос "Ганимеда", двигая пальцами по всей длине, он крепко облапил мальчишечью ягодицу, направляя движения и задавая их общий ритм.
Когда огонь вытек до остатка - Кирон не помнил; это произошло незаметно, словно кто-то задул свечу.
Он засыпал, пока голова его опускалась на предплечье Псиафа, вздрагивая всем телом от гаснущих всполохов финальной вспышки, ощущая сладкую опустошенность, от которой хотелось урчать, саднение в заднице и что-то теплое рядом, к чему он и прижался, проваливаясь в объятия Морфея.
Псиаф, чувствуя как дыхание его Ганимеда в плечо становится ровным, проваливаясь в густой вязкий сон, ощущая как прижимается это сопящее теплое тело, радостно и довольно думал: "Озолочу, и правда озолочу этого Аристокла. Всех озолочу. Ну, Кирон, ах ты... Кто бы мог подумать..."
Авторы: DeeLatener, Masudi
Жанр: PWP, angst, non-con
Тема: Античный ориджинал
Рейтинг: NC-21
Warnings: насилие, изнасилование
В общих чертах: история-вирт, написанная на сообществе «Тайные мистерии ХХХкроликов»
Предыстория: Афины во власти тиранов. Люди победнее и разорившиеся борются за жизнь, и ради этого идут на многое.
Юноша Кирон после казни тиранами главы семьи и смерти от болезни родственников сталкивается на улице с торговцем мясом, Псиафом, который делает ему непристойное предложение. Юноша сперва оскорбляет торговца, унизившего его перед всеми, но в итоге решается принять приглашение.
Он отправляется в дом Псиафа.
Первая серия здесь
Вторая серия здесь
Третья серия здесь
читать дальшеАмикл вышел от Кирона мрачным. Вся эта возня становилась его рутиной. Хорошо хоть у Псиафа были рабы, которые занимались окровавленными тряпками и кормлением мальчишки. "Гость" почти все время спал, пока его не будил болью лекарь.
Псиаф вернулся под утро, пьяный и довольный. Он любил рассказать о своих похождениях, о своем "весельи" Амиклу. И мужчине даже приходилось выражать восторг от "умелости и способностей" торговца.
В этот раз в красках было описано, как он заполучил таки девственника, специально оставленного ему Ламием. Юноша был с темными волосами и синими глазами, чуть светлее, чем у Кирона. "Весьма недурственный". Его подготовил раб, а Псиаф сорвал цветок пыхтя и сопя, удерживая парня за лодыжки. Даже посетовал, что "его Ганимед" ему таким тугим не достался.
Он заплатил Ламию за "порчу игрушки", пообещал подумать на счет покупки.
А Клистарх! Псиаф потребовал от Амикла угадать что тот делал. И в мыслях управляющий почти угадал, но внешне изобразил удивление и интерес. Этого хотелось Псиафу, чтобы насладиться еще раз, посмаковать детали.
- Он, - захохотал мясник, - велел Ламию привести своих драгоценных собак. Ты же помнишь фараоновых собак, которых тому специально привезли из Египта, и Ламий отдал за них целое состояние? Огромные черные псы, которых держали только египетские цари?
Псиаф сделал паузу, отпивая родниковой воды, которую ему поднес слуга, и оживленно продолжил:
- В общем, по жесту старины Клистарха этих рабов расставили кругом, опустили на четвереньки и.. - он опять захохотал, -
и собаки с ними такое устроили, ты себе не представляешь это представление... Ламий правда ворчал, что собаки исцарапали его рабам спины, пытаясь удержаться, но такое зрелище было... - он пьяно и довольно икнул. - Клистарх, Клистарх, затейник... Потом, он, правда, испортил Ламию пару парней. Один был очень даже славный мальчик, с пшеничными волосами. Не знаю-не знаю, будет ли наш бедняга тратиться на лекарей. Сомневаюсь я. А из того светловолосого вырос бы неплохой юноша, красавец. И Ламий мог бы на нем заработать. Но, с другой стороны, Клистарх заплатил за убытки двойную цену. Нечего жаловаться.
Амикл деланно весело покачал головой, а про себя подумал: "Афины не ждет ничего хорошего, пока у власти стоят такие мерзавцы как твой любимый друг". Он хорошо помнил юного раба, которого по настоянию олигарха Псиаф подарил Клистарху. Амикл, как-то встретившись на рынке с управляющим фесмофета, поинтересовался, доволен ли его хозяин рабом. Тот отвел глаза и сказал, что мальчишка долго болел и умер. Амикл даже не стал уточнять, от чего умер тот мальчик из Милета, смуглокожий, с прозрачными изумрудами глаз. Он просто просидел вечер в своей комнате, медленно потягивая вино, и вспоминая горячее дыхание Диона, - так его звали, но мало кто об этом знал... - , и его кожу, шелковистую как у всех ионийцев.
- Да, кстати, ты бы взглянул на него. Может, он пригодится в хозяйстве. Или лично тебе, - Псиаф шлепнул по плечу управляющего и густо захохотал.
Амикл криво усмехнулся.
"Нет, спасибо! - подумал он. - Могу себе представить, как выглядит сейчас раб после вечеринки у этого Ламия".
- Как там мой..? - вспомнил перед тем, как сладко уснуть, удобно укладываясь и потягиваясь на ложе, Псиаф.
Мужчина поднял брови и, поняв, что речь идет о том несчастном мальчишке, которого едва живим и перемотанного грязными окровавленными тряпками, принесли слуги работорговца, помолчав, кивнул.
- Нормально, господин. Хрисий уже здесь.
Псиаф зевнул и махнул своей короткопалой рукой, отправляя Амикла прочь.
- Хорошо. Отвечаешь за него головой, - буркнул он, погружаясь в сон.
"Ты развлекаешься, а я отвечай", - зло подумал Амикл, выходя из покоев мясника.
День обещал быть трудным.
Конечно, все опасения подтвердились. У мальчишки начался жар, он метался по кровати, рабы еле успевали менять на нем мокрые простыни.
Лекарь был хладнокровен, - ему платили за то, что Псиаф портил юношей, - и лишь важно заявил, что рану обработали не сразу, успела попасть зараза.
А вот Амиклу не поздоровится, ведь предстоит объяснить хозяину, у которого наверняка болит с утра голова, что парень, скорее всего, не протянет больше нескольких дней.
Амикл уже представлял как примет самое расстроенное лицо и спросит у "лучшего из хозяев", как же ему быть с "гостем". Он рисковал. Но не сказать хозяину вовремя могло означать еще худшие для него последствия...
А потому он осторожно заглянул в покои Псиафа.
Псиаф полулежал с мокрой тряпкой на лбу, которую периодически смачивал в винном уксусе старый раб, молча стоящий рядом с веером, и обмахивающий мясника от надоедливых насекомых. Торговцу было нехорошо, голова трещала от малейшего звука извне.
"Славно погуляли", - презрительно подумал Амикл.
- Ну, - недовольно простонал Псиаф, завидев заглядывающего мужчину. - Что еще?
Тот зашел в покои и, почтительно поклонившись, коротко изложил последние новости.
Псиаф побагровел.
Он замер, затем с трудом сел на постели и досадливо сплюнул:
"Клистарх, - зло подумал Псиаф. - Говорил же я ему... Тоже мне, старый друг... Кто ж знал, что мальчишка такой слабый..."
Он жестом приказал Амиклу, чтобы тот налил ему воды из гидрии, сохраняющей прохладу влаги даже в жаркий афинский полдень, жадно отпил и, тяжело дыша, задумался.
- Кто еще из лекарей сейчас в Афинах? Лаомедонт? Клеомен? Позови их. Скажи им, чтобы они держали язык за зубами. Заплати им, - начал он коротко отдавать распоряжения, - поспрашивай, кто еще из знахарей может помочь. Держи меня в курсе.
Амикл, поклонившись, вышел. Псиаф посидел немного и вдруг бросил чашу с водой, которую до сих пор держал в руках, на пол.
"Вот морока с этим жеребенком, - недовольно подумал он, пнув черепки разбившейся чашки, - помрет еще, и правда".
Амикл метался по Агоре в поисках лекаря. Жара доконала его, и он присел у Девятиструйного источника, чтобы напиться и передохнуть.
- Я слышал, ты ищешь немого лекаря, - услышал муж и обернулся.
Позади стоял закутанный в гиматий человек с аккуратной бородой.
- Да, гражданин, - кивнул Амикл.
- Я и есть. Но беру я недешево.
Лекарь Аристокл вышел из комнаты, заполнившейся густым дымом от курений и тяжелым запахом мази. Он, словно хозяин в доме, смело направился к Псиафу. Пару раз уточнив дорогу у рабов он наконец вошел.
- Привет тебе, Псиаф, - лекарь поднял руку. - Я присматриваю за твоим мальчиком, можешь не беспокоиться за него, он поправится через пару дней. Я вижу, ты любитель особенно... утонченных развлечений. У меня есть занятное средство, способное сделать любого покорным на некоторое время. Тебе его хватит, чтобы насладиться любым строптивцем. Но это очень дорогое средство.
Псиаф, недовольно оторвался от сметы расходов по лавке, которую ему принес Амикл, и подозрительно покосился на вошедшего. Судя по его говору, тот не был афинянином. Псиаф прищурился. Из варваров? Нет, он явно из эллинов... Скорее всего, из греческих колоний в Малой Азии...
Псиаф недовольно нахмурился, он не любил, когда в его комнату заходили так неожиданно, без разрешения. Но этот человек принес хорошие новости о "его Ганимеде". Амикл рассказывал о нем: как неожиданно наткнулся на лекаря посреди Афин, и как мальчишке стало заметно лучше после его притираний, - и Псиаф смягчился.
- И тебе привет, добрый человек. Откуда ты? - торговец откинулся назад, поманив лекаря рукой, подзывая к себе и указывая на дифрос с плетеным сидением. - И о каком средстве ты говоришь?
Аристокл уселся и закинул край сползшего гиматия за плечо, а затем положил ногу на ногу и обхватил колено сложенными ладонями.
- Среди моих предков была та самая Медея, которая помогла Ясону добыть Золотое руно. Многие знания переданы и мне. Среди них - средство, способное вызвать яростную страсть, нестерпимое желание. Стоит подмешать его в питье - и ты получишь любого. Не любовь, конечно, но всю страсть, на которую способен человек.
Псиаф ненадолго замер, переваривая услышанное и раздумывая. Он знал о таких средствах, слухи о них ему рассказывали купцы, побывавшие на Востоке. Такими "лекарствами" пользовались персидские цари в своих гаремах.
"Лекарства" стоили огромных денег, и секрет их приготовления хранился под страхом смертной казни.
Средство, способное сделать покорным и вызвать страсть, хм...
Пока, заключив сделку с Кироном, он терпел убытки, а не испытывал удовольствие от общения с мальчишкой как рассчитывал. Псиаф был торговец, потраченные деньги считать умел. И ему не хотелось вновь, потребовав от Кирона выполнения условий сделки, наткнуться на это упрямое бешенство, и опять избить его до полусмерти. Хотелось иного удовольствия.
Псиаф прикусил ноготь на большом пальце. Хм, заманчивое предложение.
- А не обманешь? - он цепко взглянул на сидящего лекаря.
Тот склонил голову.
- Нет, Псиаф, на что мне это? Ты всегда можешь найти меня, я слышал о тебе и твоих... друзьях, - он лукаво улыбнулся.
Псиаф, все еще сомневаясь, кивнул:
- Как им пользоваться? Что за средство? Оно у тебя с собой? Надолго ли хватает? - посыпались деловые вопросы торговца.
Аристокл удовлетворенно хмыкнул.
- Нет, это средство сохраняет свою силу не долго, когда я передам его тебе, нужно воспользоваться им в течение двух суток, иначе состав станет бесполезным. Средство стоит размешать в вине или воде. Оно совершенно безвредно, никаких ядовитых растений. Его действие будет длиться около пяти часов. Когда начнет действовать в полную силу - зависит от организма. Но, думаю, твой мальчик будет полностью готов через половину солнечного шага. Я приготовлю одну порцию, чтобы ты мог попробовать и оценить по достоинству.
Псиаф покусал толстые губы, подумал и решительно рубанул рукой воздух.
Предложение было заманчивое. Очень. Пусть и дорогое.
И отказаться от него мог только последний идиот.
- А когда мальчишка может…? - Псиаф судорожно подбирал слова.
Губы Аристокла тронули понимающая улыбка.
- Дай мне дней пять, Псиаф, я поставлю его на ноги и он станет опять гладким.
Псиаф, сопя, плеснул темного душистого вина в цветной килик и нетерпеливо предложил его лекарю:
- Я заплачу тебе, я отблагодарю тебя, ты не пожалеешь, если не обманешь меня. Но если… - он нахмурился, его ноздри раздулись, а рука непроизвольно сжалась в кулак.
Аристокл склонил голову и поднял килик с вином.
- За нашу удачную сделку, хозяин дома, - мягко улыбнулся он, - ты не пожалеешь о потраченных деньгах.
Все эти дни Псиаф нетерпеливо справлялся о здоровье Кирона у Амикла. Тот, немного удивляясь про себя такому любопытству хозяина, отвечал, что, да, все хорошо, сегодня Кирон пришел в себя, а сегодня его покормили, а сегодня он смог самостоятельно сесть, сегодня он поднимался с ложа и немного ходил… Псиаф, получая такие хорошие новости, удовлетворенно качал головой, думая про себя «Аристокл не обманул»…
«Пока не обманул», хмурясь, добавлял. «Посмотрим, посмотрим».
К исходу дня, назначенного Аристоклом, в кабинет Псиафа, который начал письмо своему брату в Беотию, постучали, и в дверь вошел лекарь.
- Ну? Ну что? - нетерпеливо помахал Псиаф короткими руками. - Что ты мне скажешь?
- Все готово, Псиаф, - согнулся в легком поклоне лекарь, - я могу дать снадобье твоему мальчишке словно это лекарство хоть сейчас. Он выпьет его, и через некоторое время ты убедишься, что я не обманул.
Псиаф прищурился, потом он вскочил, колыхая своим животом, и увлек за собой Аристокла.
- Ну что ж, пойдем, я хочу видеть, как он выпьет твое зелье, волшебник из Колхиды, - сострил торговец, направляясь в комнату Кирона.
Кирон поднялся с ложа, одетый в один короткий набедренник.
Увидев Псиафа, замершего за спиной лекаря, юноша сделал было шаг назад, но нога уперлась в преграду, давая понять, что бежать ему в любом случае некуда.
Аристокл приблизился и протянул подопечному фиал с прозрачной жидкостью.
- Немного горчит, - сказал лекарь, - но тебе необходимо это выпить.
Кирон переводил взгляд с Псиафа на Аристокла и обратно. Он почуял очередную жестокую затею: уж больно выжидательный вид был у торговца - но все же выпил все, поморщившись после.
- Моя работа окончена, Псиаф, - прошелестел Аристокл. - Если понадоблюсь еще, - тут он сделал многозначительную паузу, - Амикл знает, где найти меня.
И лекарь ушел, оставив пленника и хозяина наедине.
Кирон вопросительно посмотрел на Псиафа.
Псиаф, пыхтя, опустился на стоящий табурет, обитый мягкой крашеной кожей. Он, поймав взгляд Кирона, сделал жест рукой, чтобы мальчишка тоже сел.
-Хм, - прочистил горло: он даже не знал, с чего начать разговор. Мысли лихорадочно крутились вокруг действия зелья. Но говорить что-то следовало, а не просто сидеть и таращится друг на друга, подобно двум совам.
Мальчишка глядит загнанным волчонком. А если Аристокл обманул и зелье не сработает? "Убью, - подумал Псиаф. - Сделаю с ним тоже, что Клистарх не успел завершить с моим Ганимедом".
Он уставился на мальчишку, не мигая. "Определенно, искусный Аристокл поднял его на ноги - румяный какой, цветущий, и ссадин и царапин уже не видно", - подумал он, скользнув взглядом по юному телу и вспоминая то беспомощно вздрагивающее создание в окровавленных полосах от пальцев Клистарха.
- Как ты себя чувствуешь, Кирон? - осведомился мясник, похлопывая рукой по коленке.
Юноша почувствовал себя крайне неуютно.
- Я... все хорошо, Псиаф. Аристокл был очень внимателен. Лучше, чем Хрисий.
Он отвечал спокойно, даже слишком.
Некоторое время они вяло переговаривались. Псиаф задавал незначительные вопросы, например, что именно делал Аристокл, и какие ощущения вызывало то или иное лекарство. Кирон отвечал, а Псиаф метался между необходимостью как-то потянуть разговор и нетерпением поскорее увидеть действие. Он уже начинал злиться и раздражаться, мысленно костеря нерадивого шарлатана, когда Кирон вдруг распахнул глаза и нервно сглотнул.
Он беспокойно поерзал на месте, прислушиваясь к себе, прикусил губу.
- Что, Псиаф..? - переспросил он, поднял глаза на торговца - и залился краской. Он выглядел изумленным, глубоко потрясенным, напуганным самим собой.
Лекарство набирало силу. Юноша тяжело вдохнул, стараясь смотреть в одну точку, на лбу выступили капельки испарины. Пальцы заскребли о ложе.
Псиаф машинально, злясь про себя на лекаря, повторил очередной незначительный вопрос, и вдруг встретил неожиданно-удивленный взгляд своего Ганимеда.
Сначала он подумал, что Кирону стало нехорошо - румянец ярко вспыхнул на скулах, испарина на лице, тяжелое дыхание.
"Оно? Неужели оно?" - задал себе вопрос торговец и, не веря своей догадке, замолчал, молча наблюдал за юношей...
Лицо Кирона менялось. Он начал едва заметно содрогаться всем телом. Замер, стиснув колени. Юноша стал похож на беспокойного жеребенка, почуявшего опасность. Ноздри раздувались, дыхание едва выбиралось наружу сквозь стиснутые зубы. Взгляд метался по комнате и наконец вперился в пол.
Юноша старался смотреть в одну точку, но вдруг охнул и прижал ладонь к паху. Он поднял взгляд на Псиафа, облизнул губы.
- Что со мной... - хрипло прошептал Кирон.
Его голова чуть запрокинулась, глаза сузились. Юноша дышал сквозь приоткрытые губы, искусанные, ставшие яркими...
Псиаф не отвечал, он смотрел - и не мог поверить. Глаза Кирона потемнели, губы стали совсем пунцовыми.
Не обманул! Не обманул! Озолочу! - возликовал Псиаф, который ждал этого момента несколько дней.
Он еле удержался, чтобы не сесть рядом, не протянуть руку и не дотронуться до этого точеного тела, начинающего извиваться прямо на его глазах. Но он остановил себя, решив понаблюдать еще. А вдруг это сейчас быстро пройдет? - говорил в нем вечно подозрительный торговец.
И он выпрямился на табурете и стал смотреть дальше.
- Псиаф... - голос Кирона дрожал. Он уже не мог скрыть эрекцию, поднявшую белоснежный шатер повязки.
Его бедра двинулись вперед-назад. Юноша прервал движения, казавшиеся его телу сейчас такими естественными. Это далось ему невероятным усилием, оставившим кровавые полудужья на ладонях. Он сидел словно окаменевший под взглядом мифической Горгоны, лишь скулы ходили от внутренней борьбы.
Даже соски его реагировали, став четче, проступив тугими каплями на загорелой коже.
Голова Кирона дернулась в сторону, затем в другую, он начал задыхаться. На набедреннике, натянутом фаллосом, появилось мокрое пятно предсеменной жидкости.
Юноша в отчаянии посмотрел на Псиафа. Во взгляде было все: смущение, боль, мольба и страх...
А потом ноги юноши разъехались, рука скользнула под тонкую ткань. Кирон всхлипнул удовлетворенно, когда его фаллос оказался в теплой родной ладони, надежной, умело ласкающей...
Псиаф почувствовал, как кровь прилила к лицу.
Вид возбужденного Кирона, который, сидя напротив Псиафа, откровенно ласкал себя, глядя в глаза торговцу, ясно говорил об эффективности зелья Аристокла.
Но Псиаф заставил себя просто смотреть.
Что этот мальчишка будет вытворять дальше?
Лекарь говорил обо всей страсти, на которую только будет способен его Ганимед.
И Псиафу захотелось сначала это увидеть.
Юноша был вполне доволен по началу, но движения его становились все яростнее, а стоны все мучительнее. Он то и дело бросал страдающий томный взгляд на Псиафа и, заливаясь краской, отворачивался.
Запрокинувшись назад, едва не становясь на лопатки, Кирон мял свой фаллос и мошонку, пытаясь закончить охватившее его безумие. Он был в отчаянии: желание, окатившее его с ног до головы, не просто не убывало. Оно все нарастало, готовое затопить, уничтожить всю его сущность, оставив лишь жажду совокупления. Кирон громко стонал, катаясь по ложу, стискивая руку ногами, чтобы усилить воздействие на фаллос, но ничего не помогало. Тогда он погрузил в рот палец. Выдернул его, сопротивляясь самому себе, вцепился рукой в простынь. Костяшки пальцев подрагивали...
Издав громкий судорожный всхлип, юноша медленно отпустил руку. Пальцы скользнули в рот. Язык приласкал их как добрых друзей.
Изогнувшись на ложе, подняв бедра, Кирон провел пальцами между ягодиц и протолкнул в себя один. Ему показалось, что стало чуть легче, но уже через мгновение ему пришлось двигать внутри прохода с силой, чтобы трение чуть успокоило его беснующееся желание.
Псиаф просто обомлел от наблюдаемой картины.
Он на самом деле не ожидал что в мальчишке столько страсти, которая прорывалась наружу в этих яростных движениях пальцев, изломах рук и откровенных ласк своего изнывающего тела.
И что мальчишка, оказывается, может вытворять такое, призывно глядя на Псиафа и откровенно и главное, охотно, предлагая себя ему.
И даже не заметил, что, увлекшись этим извивающимся гибким телом, катающимся по ложу, он, запустив руку под домашний хитон, ласкает свой поднимающийся и твердеющий жезл.
Кирон всхлипывал. Он желал лишь одного: чтобы это закончилось. Ему казалось, что вот-вот он изольется фонтаном, который разорвет его фаллос. Но это было бы лучше, чем выносить ужасное, сводящее с ума, лишающее гордости желание.
Глянув мельком на Псиафа юноша замер, посмотрел внимательнее. Тело изломала судорога, перебросила на живот. Кирон двинулся вверх, выгибаясь, проводя с силой фаллосом по щекочущей ткани, не переставая вталкивать в себя пальцы.
С яростным стоном вытащил их и встал на колени. Он оттолкнулся рукой, чтобы подняться на ноги, но они не слушались, и некогда гордый аристократ упал на пол.
Кирон скорчился, сжался в эмбрион, но настойчивая ошеломляющая похоть высосала его всего. Он поднял лицо, синие глаза стали безумными из-за сузившихся зрачков. Он всхлипнул, молча взывая, а потом вытянул вперед руку с раскрытой ладонью. Другая рука вернулась к покинутому фаллосу, вновь принялась теребить его, сжимая у основания и с силой продираясь вверх по стволу.
Юноша даже не мог выпрямиться. Изогнутый, сломленный, он простонал:
- Псиаф..! помоги мне..!
Голова уткнулась в пол, по спине двигались мышцы, обозначая работу рук.
Псиаф, раздувая ноздри, встал было с табуретки, но остановил себя.
Ему хотелось подойти, схватить мальчишку за загривок и швырнуть на ложе, а потом коснуться своими пересохшими губами и нетерпеливыми руками этого горячего тела, которое изнывало от желания.
Его Ганимед стоял на коленях и тянул к нему дрожащую от нетерпения руку. И он так смотрел, своими бешеными синими глазищами...
Наверное, боги дарят ему еще один подарок. Как же иначе.
Торговец сглотнул и, наслаждаясь видом изломленного и дрожащего тела с перекатывающимися под кожей упругими мускулами, молча поманил к себе Кирона.
Юноша увидел жест торговца. Его лицо стало сердитым, а следом глубоко несчастным. Несколько мгновений он пытался справиться с собой, но все было бессмысленно. В его голове не осталось мыслей кроме одной: закончить страдания любым способом. Это было хуже боли, хуже голода без пищи. Это был самый ужасающий голод, который только можно себе вообразить. И, казалось, даже Псиаф не сможет утолить его, но надежда заставила юношу дернуться вперед. Он не смог встать на ноги, они тряслись и не слушались. И тогда, не переставая тереть себе промежность, Кирон двинулся вперед, подтягивая себя рукой, проезжая всем телом по полу, отталкиваясь коленями, оставляя ссадины на коже.
Когда он, медленно двигаясь, постепенно приблизился к торговцу, Псиаф, не дожидаясь больше, выбросил вперед руку и схватил своими сильными пальцами мальчишку, подтягивая к себе. Крепко обхватив за затылок и вглядываясь в эти синие колючие осколки, он обхватил шею Кирона, чувствуя, как движется его кадык...
И, зарычав от нетерпения, впился своими губами в этот желанный дрожащий мягкий рот, обдающий горячим дыханием и издающий хриплые стоны.
Кирон всхлипнул в рот мужчине, отвечая на поцелуй. Скорее, это было похоже на борьбу, сражение языков и губ. В воздухе раздалось громкое чмоканье и тихие вздохи.
Юноша вжимался в Псиафа всем телом, терся о него, поскуливая. Его пах коснулся бедра торговца, тихонько подталкивая его пульсацией.
Кирон поймал руку мужчины и, задыхаясь от поцелуев, потянул ее себе за спину, пытаясь уложить на ягодицу.
Проникая языком в рот мальчишки, Псиаф, покусывая его сладкие губы, поддаваясь его руке, обхватил пятерней упругую ягодицу, сжал ее и проникнул пальцами между, начиная настойчивые поглаживания горячей плоти. Он прижал юношу крепче к своему паху, к своему поднявшемуся члену, чувствуя бедром подрагивания фаллоса Кирона.
Оттянув голову мальчишки назад, держа за затылок, с трудом отрываясь от горячего рта и игры языков, торговец вновь посмотрел в затуманенную синеву.
- Сладкий, ты сладкий, мой Ганимед, - пробормотал он тому в ухо, обводя языком мочку и спускаясь ниже к шее, оставляя на ней красные пятна жестких поцелуев, больше похожих на нетерпеливые укусы.
Кирон извивался в руках мужчины. Когда большая тяжелая ладонь легла ему на ягодицу, то поясница сама собой прогнулась, приподнимая полушария выше, словно он был животным, инстинктивно задирающим хвост, демонстрируя готовность к случке.
Тело Псиафа позволило немного утешиться. Руки, - мнущие, властные, проникающие повсюду, и жалящий рот, - они заставляли Кирона тихонько вскрикивать и прижиматься сильнее.
Юноша чуть сместился, так, чтобы почувствовать фаллос мужчины своим. Он заторопился, сдирая с себя повязку, оставаясь полностью обнаженным. А потом обвил бедро Псиафа ногой, цепляясь за плечи мужчины, как за последнюю возможность спастись.
- Псиаф... я не могу больше терпеть, - голос с надрывом звенел. - Прошу тебя, прошу, прошу...
Кирон уткнулся лицом в плечо торговца, прячась от пробудившегося чудовища внутри. Его бедра подергивались вперед-назад.
Псиаф, одной рукой прижав к себе трущегося мальчишку, опустил это гибкое восхитительное тело, которое нетерпеливо обвивало его, и умоляло продолжить эти движения и прикосновения, на теплый пол.
Раскладывая Кирона прямо здесь, на мозаике с грифонами, встав на колени между его широко разведенных бедер, он, ворча, скинул с себя хитон, и продолжил ласкать извивающееся в его руках тело - пощипывать и посасывать твердые соски, поглаживать судорожно поднимающийся и опускающийся живот, худые бедра...
Проникнув в пах мальчишки рукой, он обхватил твердый фаллос, проведя большим пальцем по каменной головке, чувствуя ее естественную влажность. А затем Псиаф захватил губами эту головку, немного поиграл с ней языком, ощущая нежную кожицу; провел по подрагивающему стволу языком, сжимая губами и чувствуя, как тугая кровь пульсом приливает от основания.
Торговец мягко сжал мошонку Кирона, начиная массировать ее, то усиливая свои движения, то отпуская.
Юноша жарко стонал, двигая бедрами, как безумный шепча имя того, кого презирал. Его рука бессознательно гладила голову Псиафа, его волосы, тянула вниз, прижимала плотнее... а когда мужчина нарочно отстранялся, Кирон умолял его, почти кричал, извивался, ловил его руки, прижимая их к себе.
Он обхватил ногами бока мужчины, вцепился ему в спину. Его губы шарили по бледной коже, порой слегка покусывая. Он растворялся в бьющейся в нем - словно огромное сердце - страсти. Он был ее рабом и делал все, чтобы умилостивить свою госпожу.
Кирон изогнулся, прижавшись животом к Псиафу. Голова моталась из стороны в сторону. Казалось, даже прикосновение воздуха мучает юношу возбуждением.
- Войди в меня! - взмолился он. - Прошу тебя, Псиаф!
Пятки стиснули бока торговца, словно жеребца, который может скинуть с себя.
Псиаф часто задышал.
Он, сопя, поднял голову, ища глазами то, что могло бы послужить смазкой. Хотя бы каким-то ее подобием. И, не найдя ничего, он набрал полный рот слюны и щедро обсосал свои пальцы.
"И правда гладкий", - машинально подумал он, раздвигая рукой ягодицы и приникая мокрыми пальцами к плоти, медленно растягивая и разминая судорожно сжимающийся вход.
Приставив свой член к подготовленному отверстию, он медленно запихнул толстую головку и, на мгновенье замерев, постарался войти одним движением полностью. Придвинувшись ближе, и насаживая юношу на свой ствол, вцепившись ногтями в бедра Кирона, с громким хрипом он начал свои движения внутри. Сначала медленно, наслаждаясь и ощущая как его фаллос, крепко охваченный сильным кольцом, трется о стенки этого узкого, сжавшегося и ставшего вновь тугим стараниями Аристокла прохода...
Кирон застонал сквозь зубы и рывком опустился на фаллос Псиафа, крутнул бедрами, пропуская его всего, прогнулся. Ему казалось, что этой горячей тугой плоти внутри мало, что она недостаточна для утоления его безумия, но стоило мужчине начать двигаться, сомнения рассеялись.
Юноша задыхался от полноты ощущений. Большой, горячий, крепкий фаллос двигался внутри, втыкаясь в простату, заставляя видеть расплывающиеся кляксами черные пятна.
Кирон не замечал, что раздирает торговцу спину, желая еще. Он стискивал мышцы, боясь потерять лекарство, не выпуская его, и Псиафу приходилось прилагать немалые усилия, чтобы двигаться, но трение, восхитительно тягучее, поглощающее, растворяющее в своей интенсивности, стоило любых трудностей.
Юноша слышал шлепки, с которыми встречались их тела. Сейчас ему не казалось мерзким их действо. Он стал чем-то иным, перестал быть собой, желая с каждым мгновением все больше этих глухих ударов, заставляющих вскрикивать и кусать губы. Он умолял "ещё", задыхаясь, растянутый, насаженный на багровый кол.
Их тела покрыла испарина. Капли пота с тела Псиафа сбегали на золотистую кожу Кирона, чуть щекоча, смешиваясь с его собственными.
В какой-то момент Кирон решил, что умирает. Тьма засасывала его быстро, жадными глотками. Удары фаллоса вызывали эхо в его теле, оно становилось все громче, пока не превратилось в гул в ушах, в бешеную пульсацию и опустошение.
Псиаф ощутил, как мальчишка содрогается на нем всем телом, распахивая рот, издавая хриплые животные стоны. Влага размазалась по его животу, руки на плечах ослабли, а потом отпустили вовсе.
Раскрасневшийся Псиаф вцепился в начинающее обмякать тело, еще крепче подтягивая его к себе.
Сейчас он ясно чувствовал только одно. Как тяжелый комок сладко раскручивается в паху спиралью, просясь наружу, отдается гулким стуком сердца, от него закладывает в уши и немеют конечности.
Псиаф лишь хрипло стонал. С наслаждением. Громко. Не задумываясь о том, что его могут услышать слуги, рабы, все в доме.
Движения участились. Мужчина напрягся, вбиваясь в своего Ганимеда. Наконец он захрипел, чувствуя, как заливает мальчишку своим семенем и, тяжело дыша, опускаясь на него, облапил своими ручищами это вздрагивающее и покорное тело.
Кирон тяжело дышал. Румянец разливался по всему переносью, ресницы чуть дрожали.
Он облизнул губы и попытался прикрыть лицо ладонью.
Испуганно вздрогнул, а в следующее мгновение жалобно заскулил, чувствуя, как волна вновь растет. В его широко распахнувшихся глазах застыл ужас. Кирон боялся, что Псиаф оставит его, получив единожды. Оставит одного в царстве Гадеса, поработившего Эрота.
Кирон вцепился в руки тяжело дышащего торговца.
Псиаф посмотрел в его лицо - лоб, покрытый капельками пота, туманный взгляд, запекшиеся губы...
Он пытался отдышаться, почувствовав, как в его руки снова вцепились просящие и в то же время требовательные пальцы Кирона.
"Ну, Ганимед, да ты оказывается даже не подарок судьбы. Ты просто клад", - промелькнуло у него в голове.
Он взял скулящего мальчишку за подбородок, приникая к его губам, опять возобновляя требовательную и искусную игру языками.
Кирон был еще яростнее, чем в первый раз. Повиснув на шее торговца, обвив его ногами, он исступленно целовал его, терся всем телом, вжимаясь так, что и воздух, казалось, не мог просочиться меж ними.
- Пусти, - выдохнул юноша, пытаясь уложить Псиафа и забраться на него верхом.
Псиаф дал себя перевернуть на спину, добродушно посмеиваясь над мальчишеской нетерпеливостью, и оглаживая пальцами горячие бедра. Ему стало интересно: что на этот раз покажет Кирон, какой сюрприз он преподнесет.
Когда мужчина растянулся на мозаичном полу, подоткнув под себя одежду, чтобы не мерзнуть, Кирон уселся на его бедра. Он действовал торопливо, словно от того, как быстро он сможет сесть на член зависела его жизнь.
Пару раз погладив ладонью фаллос Псиафа сверху донизу, он взял его пониже головки и направил в себя, проталкивая, чувствуя, как тот снова крепнет, растягивает проход. Кирон осторожно опустился, чувствуя сквозь неутихающее желание болезненное жжение растертых стенок. Затем откинулся назад, уперевшись ладонями в пол, чувствуя округлые камешки, и задвигался, медленно поднимая бедра вверх, а затем с силой опуская.
Псиаф приподнял свои бедра, чувствуя это восхитительное ощущение, когда медленно скользишь в горячий проход, ощущая стволом гладкие стенки.
И, обхватив одной рукой вставший фаллос "Ганимеда", двигая пальцами по всей длине, он крепко облапил мальчишечью ягодицу, направляя движения и задавая их общий ритм.
Когда огонь вытек до остатка - Кирон не помнил; это произошло незаметно, словно кто-то задул свечу.
Он засыпал, пока голова его опускалась на предплечье Псиафа, вздрагивая всем телом от гаснущих всполохов финальной вспышки, ощущая сладкую опустошенность, от которой хотелось урчать, саднение в заднице и что-то теплое рядом, к чему он и прижался, проваливаясь в объятия Морфея.
Псиаф, чувствуя как дыхание его Ганимеда в плечо становится ровным, проваливаясь в густой вязкий сон, ощущая как прижимается это сопящее теплое тело, радостно и довольно думал: "Озолочу, и правда озолочу этого Аристокла. Всех озолочу. Ну, Кирон, ах ты... Кто бы мог подумать..."
@темы: все на пашню, Афины, NC-21, Слэш, Фанфики
-
-
15.09.2007 в 18:43Очень для меня неожиданная сужетная линия, Вы просто не устаете удивлять творческими находками.
Постельные сцены описаны очень чувственно, будоражуще и (что важно и очень редко), при всей своей откровенности, не пошло.
Спасибо за долгожданное продолжение, ожидание того стоило!
-
-
15.09.2007 в 20:28-
-
28.09.2007 в 16:38-
-
28.09.2007 в 22:54-
-
28.09.2007 в 23:37Некоторые читают он-лайн, но таких совсем не много, спецдоступ в спецсообщество.
Извините, я не знаю что за спецдоступ и спецсообщество... К тому же в сыром виде мне читать не хочется, у Вас свой особенный стиль, думаю "беченье" (ну не знаю как еще это сказать) тоже вносит в это свой вклад.
Так что я подожду, надеюсь в ближайшем будущем у Вас появится свободное время )).
-
-
03.10.2007 в 17:36вопросы понимаю, что больше к масуди.какой период афин? какое политическое устройство?к какому слою принадлежит псиаф? кирон гражданин?сколько им лет?и больше показалось что больше атмосфера рима чем афин.и почему такие странные имена?что за этимология?
выражаю свое соболезнование соавтору deelatener, как соавтор масуди невыносима.
-
-
04.10.2007 в 04:51Не нудите, товарищ рецензент. Вещь не претендует на историчность. Вещь претендует именно на атмосферность.
Нормальные имена-к(х)ирон, и пси-аф.
выражаю свое соболезнование соавтору deelatener, как соавтор масуди невыносима.
Я - богиня
-
-
12.10.2007 в 20:07А Вы не забыли про читателей, не забросили писать ((. Я терпеливо жду-жду... Может, надо поныть )?
-
-
12.10.2007 в 22:23