Moral. Fag. And proud of it.
Название: «Чаши весов». Первая серия.
Авторы: DeeLatener, Masudi
Жанр: PWP, angst, non-con
Тема: Античный ориджинал
Рейтинг: NC-21
Warnings: насилие, изнасилование
В общих чертах: история-вирт, написанная на сообществе «Тайные мистерии ХХХкроликов»
Предыстория: Афины, разоренные тиранами, люди победнее и разорившиеся борются за жизнь, а ради этого идут на многое.
Юноша Кирон из разорившейся после казни тиранами главы семьи и смерти от болезни родственников семьи сталкивается на улице с торговцем мясом, Псиафом, который делает ему непристойное предложение. Юноша сперва оскорбляет торговца, унизившего его перед всеми, но в итоге решается принять приглашение.
Он отправляется в дом Псиафа.
читать дальшеПсиаф сидел за богато накрытым столом - кролики, запеченные в меду, гусиные пупки в шафране, жареная на вертеле кабанина, отличное кеосское вино, свежий хлеб, сдобные булочки с изюмом, пряная рыба. Он знал, что гордый Кирон обязательно появится.
"Конечно, он откликнется на предложение, куда он денется, тоже мне, гордец нашелся", - думал он, откусывая огромный кусок духмяного мяса, искусно приготовленного домашним поваром, лично выписанным из Ионии.
Жир потек по дряблому подбородку, Псиаф вытер его подолом хитона.
Лениво почесав свою жирную грудь с редкой порослью курчавых черных волос, он вспомнил, как юноша оскорбил его, рассмеявшись прямо в лицо рядом с собственной лавкой, на глазах челяди соседей и рабов мясника. Водянистые глаза остекленели от неприятных воспоминаний, но мясник взял себя в руки и усмехнулся: "Посмотрим, аристократишка, насколько далеко ты способен зайти, и кто из нас будет смеяться сегодня".
Завидев из своих тихих уединенных покоев входящего во двор юношу, Псиаф довольно ухмыльнулся, вытер рукой с короткими толстыми пальцами, унизанными перстями с дорогими самоцветами, слюнявый рот, провел руками по цветному, богато вышитому хитону, оставляя маслянистые пятна.
Кирону казалось, что ласковое весеннее солнце умерло: каждый шаг давался с трудом, и вовсе не от голода, заострившего черты все ж оставшемуся привлекательным юноше.
Ему хотелось жить, так яростно и нестерпимо, и он стыдился себя за это.
Вот и дом Псиафа, после квартала Горшечников. Небольшой, но и не зияющий прорехами то тут, то там - его хозяину было чем топить.
Кирона встретил у дверей совсем мальчик, раб лет четырнадцати с пустыми глазами, он молча проводил его в покои мегарона, ни о чем не спрашивая и не проронив ни слова.
Кирон увидел печь с поленьями. У него дома топили старым тряпьем, в которое превратилась почти вся одежда.
На большом ложе боком возлежал хозяин дома, торговец Псиаф.
Юноша замер, боясь дышать, сердце колотилось. Он думал, что Псиаф, возможно прогонит его за насмешку на площади, и хотел этого - чтобы очиститься, - и... не хотел.
Псиаф снисходительно кивнул головой вошедшему, мнущемуся у входа, и, небрежно поманив его рукой, молча показал пальцем на место рядом.
Ему захотелось сначала поиграться со своей добычей, вдоволь насытится ответным унижением, увидеть в больших глазах юноши, окаймленных черной линией густых ресниц мольбу и страх...
То унижение, которое испытал он тогда, на улице... Псиафу тоже захотелось рассмеяться в лицо, глядя на заостренные черты юноши и его взгляд, брошенный на обильный стол, но торговец сдержался, растягивая себе удовольствие.
Кирон все не мог решиться, но когда запах жаркого заполнил все его сознание, то приблизился и сел на край ложа.
Здесь было теплее; голова все сильнее кружилась от запаха еды и ароматного масла. Невероятно! Даже его мог позволить себя Псиаф...
Кирон замер точеным изваянием: прекрасные линии, спрятанные под потертым посеревшим хитоном, даже нежно-голубой узор каймы, некогда радостный, истерся, как и сама жизнь...
Юноша лихорадочно думал, как потребовать оплату, как начать говорить о таком позорном деле… А еще о том, как давно он не был с мужчиной: с тех самых пор, как старший брат его мачехи разбил ему сердце.
Кирон съежился в холодном облаке: именно сейчас как на зло восстал из мертвых смех Деоклея: "А ты что думал - это навечно?!"
Юноша решил, что грязнее после того он не станет. Кирон поднял ресницы и выдавил ломкую улыбку.
Псиаф усмехнулся гнуснейшей из своих гримас, обнажив желтые зубы со слоем налета.
Он приподнялся, оторвал пятерней от грозди винограда ягоды и отправил пригоршню в рот.
- Что привело тебя в этот дом, мой прекрасный? - с набитым ртом, громко чавкая, спросил он, скользя откровенно похотливым взглядом по четко очерченным губам юноши, прямой линии плеч. Старенький хитон распахнулся, обнажая точеные бедра.
Псиаф протянул руку и дотронулся своими толстыми пальцами до каштановых волос юноши, играя прядями.
-Так что привело тебя сюда, Кирон? - он немного придвинулся ближе, чувствуя как от мальчишки пахнет хвоей и дымом уличных костров.
Мужчина злорадно подумал про себя: аристократ Кирон вынужден сидеть на ложе у ног мясника как дешевая авлетрида, и кто знает, что еще случится этим вечером в этой самой комнате...
Кирон подавил желание отстраниться, заставил себя усидеть на месте и позволил перепачканным пальцам, гладить его волосы. Вспыхнула и погасла шальная мысль облизать с них ароматный жир от мяса.
- Я... хотел извиниться за непочтительное поведение, - юноша прикусил губу.
- На самом деле, - глухо произнес он спустя мгновение, - мне нужны деньги. Я хотел попросить у тебя взаймы...
Псиаф приподнялся на ложе, и присел рядом, следя за взглядом юноши, скользящим по накрытому столу.
"Пригласить мальчишку присоединиться к трапезе? - мелькнула у него мысль, - Нееет, пусть поумоляет еще".
Нарочно громко он вздохнул:
-Дааа, тяжелое время, - опять потянулся к столу, и взяв килик с густым ароматным вином, сделал большой глоток, - покачав головой, продолжил. - А ведь я знал твоего отца... Какая потеря для всех нас...
"Старый гордый кретин, - подумал про себя Псиаф, - что стоило перейти на сторону тиранов, а не играть в патриота родины".
Он погладил горячее плечо Кирона, еле сдерживаясь от желания запустить руки в каштановые волосы и притянуть голову к себе.
- Но ты же понимаешь... Время тяжелое, и всем нелегко... Я тоже несу огромные убытки, а деньги... нужно... заслужить... - рука с растопыренной пятерней жадно облапила колено юноши.
Кирон уставился на колено. Сглотнул.
- Я готов выполнить всё, что в моих силах, чтобы... порадовать тебя...
Несколько нервно юноша бросил взгляд на пах Псиафа и тут же вперил взгляд в пол.
Говорить было все труднее, желание есть сводило с ума.
Псиаф без слов больно сжал шею юноши, поворачивая его лицо к себе, и своим слюнявым от вожделения ртом присосался к юношеским губам, залезая к тому в рот своим языком. Начиная жадно гладить покорное тело, он проник алчущими руками за хитон, бесстыдно шаря и ощупывая.
Задрав свой хитон, он придвинулся еще ближе, чувствуя, как его толстый темно-красный отросток на глазах начал оживать, увеличиваясь и поднимаясь. Псиаф, оторвался от желанных губ покорной жертвы, и, посмотрев в глаза юноши, с силой наклонил голову чуть сопротивляющегося Кирона вниз, к своему паху.
Юноша закрыл глаза. "Сейчас это произойдет", - бесчувственно подумал он, принимая меж губ внушительную, натянувшую кожицу головку. Немного пропустив внутрь, он лизнул самый кончик, сжимая губами ствол пониже. Двинул головой назад и вперед, осторожно пробуя.
Кирон обонял резкий запах тела Псиафа. Свою руку он положил тому на бедро.
Он старался: губы мягко сжимали фаллос и скользили вверх-вниз, горло принимало все глубже, язык облизывал головку. Благородный юноша усердно сосал член развалившемуся на ложе торговцу, запрятав гордость так глубоко, что та, возможно, не найдет дорогу обратно.
Кирон не отрываясь поднял глаза на Псиафа, чтобы посмотреть, доволен ли тот.
Псиаф тяжело дышал, чувствуя, как его толстая и упругая головка упирается тому в горло, и мальчишка умело сосет, пуская в дело свои губы и язык.
"Он явно знает толк в этом деле, - подумал мясник, - интересно, и где же научился этот аристократишка так сосать?"
Приоткрыв глаза он увидел вопросительный взгляд Кирона.
Псиаф осклабился. Он взял свой огромный и твердый член в дрожащую от нетерпения руку и провел им по лицу юноши, с удовлетворением наблюдая, как его естественная смазка и слюна Кирона оставляют влажные следы на красивом лице.
Больно схватив мальчишку за волосы, Псиаф опять притянул его голову к своему члену и придвинулся ближе.
Продолжая крепко держать голову юноши за волосы на затылке, он начал двигать бедрами, грубо пихая член в рот Кирона, пытаясь проникнуть им как можно глубже, не обращая внимание на слабое сопротивление в желании отодвинуться, хоть немного освободиться от органа, заполнившего рот и жесткими толчками проникавшего дальше.
Фаллос заполнил собой всю глотку, бил глубже, грозя растереть, словно змей, рвущийся в свою нору с бешеной силой. Юноша захлебнулся, дыхание перехватило, перед глазами расцвела чернота.
Нос кололи и щекотали черные волоски, росшие на животе Псиафа. Торговец так вколачивал в глотку своей жертве, что и забыл, что тому нужно дышать, навалился на лицо, протяжно двигая бедрами, думая лишь о том, чтобы фаллос был охвачен весь туго и жарко.
Промычав едва различимое "Не надо" Кирон почувствовал, что вот-вот захлебнется собственной слюной. Он стал неаккуратен и прикусил бока толстому змею, насилующему его рот.
Охнув от неожиданной боли и быстро вынув член, Псиаф размахнулся и ударил юношу по лицу наотмашь. Голова того мотнулась, Кирон хватился за горящую щеку - рука у мясника была тяжелая и била метко.
- Осторожней надо, сын собаки, выбью зубы поленом в следующий раз, если попытаешься повторить, - Псиаф немного погладил свой член и, поняв, что зубы не причиняли большого вреда его драгоценному органу, и увидев как покрасневшая щека юноши стала заливаться легкой синевой ушиба, он даже немного смягчился.
- Ты - хороший мальчик, вежливый и послушный, - удовлетворенно сказал мясник, - тебя хорошо воспитали. Ты должен быть вознагражден за свое усердие, - продолжал он, взяв опять голову юноши за макушку.
Он взял кусок душистого хлеба, обмакнул в вино, и поднес ко рту Кирона, предлагая его съесть.
Голодный юноша принял ломоть, быстро и жадно прожевав, и, когда он его проглотил, Псиаф засунул пальцы ему в рот, предлагая облизать их, что тот и сделал.
- Вкусно? - юноша, помедлив, кивнул головой.
- Хорошо, - удовлетворенно кивнул мясник головой. Он опять придвинул голову Кирона к своему члену и засунул его тому в рот, чувствуя, как вновь старательно и умело заскользили по его стволу язык и губы. Псиаф хрипло дышал, негромко говоря:
- Да, ты хороший юноша, да, вот так, вот так, соси лучше, и тебя ждет награда.
Он обломил ломоть опять, и, вытащив свой член изо рта, сунул в рот Китона хлеб. Дождавшись пока юноша проглотит этот кусок, мужчина проследил, чтобы тот облизал его пальцы, предварительно измазанные уже в простокваше...
Мяснику понравилась эта игра: он кормит юношу с рук, а тот за это благодарит его.
Он кормил Кирона то хлебом, то сладкими булочками, то небольшими кусками мяса.
Он обмакивал пальцы то в ароматное оливковое масло, то в сметану, то в жирную вкусную подливку... и с наслаждением смотрел, и чувствовал, как благодарно сосут его фаллос.
Кирон и правда почувствовал себя чуть лучше, правда, боялся, что если еды будет слишком много, он с голодухи попросту не удержит ее в желудке и вернет ее через рот обратно. А рот у него сейчас был занят фаллосом Псиафа, который наверняка убьет его за такое...
Однако пока он никак не мог наесться.
Когда Псиаф доставал свой член и заменял его чем-то вкусным, юноша так жадно хватал пищу, что порой прикусывал толстые пальцы, зубы задевали широкие кольца.
Кирон водил лицом следом за пальцами мужчины, с которых стекал мед или густые сливки, а тот то подносил их поближе, то поднимал так, чтобы дразнить запахом. Зато когда юноша наконец добирался до них, то вылизывал досуха, щекоча языком кожу, обсасывая каждый.
Его предки умерли бы со стыда еще с десяток раз, но их глаза уже и так были закрыты. А он хотел выжить.
Псиаф, забавляясь, полил медом прямо из лекифа на свой член, приглашая продолжить лакомство.
И Кирон прилежно вобрал в глотку, даже сглотнул пару раз, чтобы доставить удовольствие сильнее. Он думал, что, если понравится торговцу, тот будет кормить его снова. Пусть не бесплатно. Потом, когда голод кончится, никто не вспомнит: каждый выживает как может.
Псиаф чувствовал: еще чуть-чуть и его фаллос, ставшим вынужденным лакомством для этого красавца выпустит тугую струю семени прямо в рот Кирона.
Торговец подумал, что для юноши будет слишком легким наказанием, если он, Псиаф, просто зальет спермой глотку этого хама, оскорбившего его на глазах у всего народа.
В голове Псиафа зародился новый план.
- Хватит, достаточно, - он отпустил голову юноши, и вытянул свою коренастую ногу, - целуй ее и проси прощения у своего доброго хозяина, который кормит тебя с рук. Я ведь твой добрый хозяин?
Пока тот медлил, Псиаф скинул с себя дорогой хитон, который стал мокрым от пота, струящегося по спине, и уже сидел на ложе, голый, с волосатым толстым животом, держась за свой член, неспешно и легко лаская его и большие яйца, и улыбался, наблюдая на Кироном.
Юноша смотрел то на ногу, то на торговца. Он-то, глупец, надеялся, что на фаллосе во рту все и закончится. Затем, глядя Псиафу в глаза качнул головой, молча умоляя о пощаде.
Вид мужчины вызывал отвращение, тот был похож на поднявшееся сырое тесто с головой и конечностями.
Псиаф подался вперед и взял юношу за подбородок, больно сжал кость пальцами и встряхнул:
- Давай, сопляк, или прогоню, - и снова откинулся назад поигрывая змеем.
Кирон опустил голову так низко, что волосы скрыли его лицо. Он прикоснулся губами к пальцам ноги Псиафа и что-то едва слышно прошептал.
Псиаф недовольно ткнул резко пахнущей ногой в лицо Кирона и потребовал:
-Громче! Что ты там бормочешь, как старая бабка-попрошайка у входа на рыночную площадь? Или ты думаешь, что твое наглое поведение не заслуживает наказания? Плохо ты благодаришь своего благодетеля, ты лизать мне ноги должен, а не просто потрогать их. Тоже мне, невеста-девственница... Целуй и лижи.
Он широко расставил свои волосатые ноги, не переставая гладить свой блестящий фаллос и мять яйца.
Кирон изгрыз губы, когда наконец треснувшим голосом произнес, выдавливая каждое слово:
- Прости... хозяин... - и впился в губу так, что прокусил.
Затем рука его легла на лодыжку торговца, погладила. Псиаф чувствовал, как дрожат пальцы юноши.
Кирон потянулся лицом к пальцам, лизнул один, затем второй. Выдохнув, взял большой в губы и стал посасывать его так, как недавно ласкал фаллос. Кадык на горле юноши тяжело заходил вверх-вниз, он с трудом подавлял рвущуюся наружу горечь и боль.
Язык скользнул между пальцами, чуть щекоча. Губы прошлись по ступне, затем сместились на щиколотку, язык облизал проступающую под не тронутой цветом кожей кость.
Чуть отстранившись, юноша глухо произнес:
- Зачем ты унижаешь меня... разве нельзя по другому...
Псиаф, с удовлетворением наблюдал, как Кирон лижет и сосет его пальцы на ноге, униженно прося прощение и откровенно-издевательская улыбка растягивала его толстые бесформенные губы. Он продолжал теребить свой фаллос, и рукой чувствовал как его яйца начинают становится все более напряженными и тугими.
После неожиданной просьбы юноши он нагнулся и залепил тому тяжелую затрещину.
- Я разве разрешал тебе говорить что-то, кроме слов извинений, сын суки, - злобно заорал он, схватил Кирона за волосы и начал мотать в разные стороны, - здесь ты делаешь только то, что я велю. И говорить будешь, когда я разрешу!
Псиаф отпустил голову юноши и развернулся своим тяжелым дряблым задом, покрытым жесткими черными волосинками, встав на колени на мозаичный пол и расположившись животом на ложе.
- Тогда целуй и лижи мою задницу, щенок... Давай же, работай языком, шлюха, у тебя это хорошо получается...
Кирон с трудом подавил желание пнуть ногой белесый зад. Он опустился на колени позади торговца и развел ягодицы, крепко сжав их. Он облизал себе пальцы и принялся массировать ими окруженный волосками проход, мазнул его языком, а потом... протолкнул внутрь средний палец. На его губах застыла усмешка.
Псиаф заворчал, чувствуя как палец юноши проник в его проход. Подумав, он понял, что ему понравились эти ощущения. В сущности, мальчишка знает толк в плотских утехах, и пока Псиаф был доволен происходящим.
Он выдохнул, расставляя пошире ноги:
- Возьми за яйца, сынок. Продолжай, не стесняйся.
Кирон был удивлен. Он был уверен, что торговец побьет его за такую наглость, а тот преподнес неожиданный подарок... Пусть уж лучше так.
Юноша пропустил руку между ног Псиафа и сомкнул пальцы вокруг покрытой волосками мошонки, принимаясь теребить яйца, сжимать их в ладони, перекатывать. Палец правой руки начал ритмичное движение в заднице мужчины, чуть изгибаясь, поглаживая внутренние стенки.
Кирон куснул Псиафа за бедро.
Палец выскользнул из своего убежища и окунулся в киаф с оливковым маслом.
Юноша искупал в масле всю ладонь и сунул ее меж дряблых ягодиц торговца, поглаживая, нанося обильно смазку. И вновь протолкнул - теперь уже два пальца, целиком внутрь, одновременно чуть оттягивая мошонку и покручивая яйца.
Псиаф немного постонал, подаваясь своей белесой дряблой задницей, которая избежала смачного пинка лишь по счастливой случайности, навстречу движущимся пальцам Кирона в своем проходе.
Хорошо бы если бы эта шлюха продолжила дальше свои прикосновения...
Потом, потом... Не сейчас...
Надо получить от мальчишки все, что он, Псиаф, задумал...
Мясник неожиданно выбросил назад руку, резко захватил шею Кирона, зажав его голову у себя под мышкой, и проговорил:
- Ты думаешь, ты сейчас хозяин положения? Ну ты и дурак, Кирон, - он снисходительно похлопал того по лицу, - Хозяин доволен и твоим языком, и твоими руками.
Торговец опять схватил юношу за волосы, и, поднявшись на ноги и отодвинув блюда в сторону, он кинул Кирона животом на стол.
Псиаф немного посмотрел на юношу: когда-то холеное тело, точеное, словно изваянное резцом лучшего из скульпторов, оставшиеся мускулистыми бедра, округлые ягодицы…
Мясник перевел взгляд на масло, отливавшее золотом в киафе в полумраке комнаты.
"Масло… Нет, слишком нежно для этой аристократической шлюшки", - Псиаф просто обслюнявил пальцы, не заботясь об обильности естественной смазки.
Он проник между ягодиц пальцем, нашел отверстие, и ткнул туда, стараясь причинить побольше боли, и удерживая дернувшегося юношу второй рукой, вцепившейся в волосы и прижимая голову того к столу, потом протолкнул второй палец, развел оба, вращая и стараясь растянуть побольше. Его не волновало, насколько он был груб с Кироном, и причиняют ли его движения серьезную боль. Он чувствовал, как кольцо судорожно сжимается, нехотя раздвигаясь.
Кирон сдавленно замычал. Псиаф растянул плоть еще больше и с усилием втиснул еще один палец. Продолжая растягивать пульсирующее отверстие, он протолкнул все три пальца глубже, в горячий проход, и начал неспешно двигать ими пальцами взад-вперед, поглаживая стенки прохода.
Мужчина чувствовал, как Кирон вздрагивает от движения пальцев в нем и сжимает свои ягодицы...
Скрюченные пальцы заскребли гладкое дерево. С губ срывались сдавленные стоны. Щекой юноша чувствовал размазанные по столу масло и мед, а в заднице - разрывающие грубые пальцы и тяжелую ладонь на пояснице, давящую, заставляющую прогнуться, поднять ягодицы повыше.
Кирон протянул вперед руку, схватился за край стола перед собой и попытался вложить все силы, что у него оставались, чтобы протянуть себя вперед в попытке сняться с источника боли. От сильного тычка подбородок стукнулся о стол.
- А ну лежи! - рявкнул Псиаф и, потянувшись вперед, схватил мальчишку за волосы, дернул назад хорошенько, чтобы понимал: кто здесь хозяин.
Пальцы вколачивались в проход все сильнее. Псиаф то и дело проворачивал их, доставал и с силой впихивал внутрь, глубоко, разом.
Ему все больше нравились стоны, сдержанные, хриплые, но все же стоны. Он был хозяином того, кто недавно и не посмотрел бы в его сторону. А теперь изменилось все.
Смазка из слюны уже испарилась. Псиаф почувствовал, что двигаться становиться все труднее, агонизирующие мышцы удерживали его высохшие пальцы.
Мясник с усилием протискивал пальцы дальше, его большие перстни начали царапать розовую кожицу юноши. Он опять взял в руки килик с вином, с наслаждением сделал глоток и щедро брызнул изо рта жидкостью на терзаемую плоть Кирона. Вино темной струйкой потекло по ногам юноши.
- Знаешь,- хрипло дыша, сказал мясник, - мне показалось, что тебе не нравится, что делает твой хозяин. Я не слышу от тебя слов благодарности, как и полагается вежливому юноше. Я хочу, чтобы ты умолял своего хозяина продолжать дальше.
Он размахнулся и со всей силы ударил тяжелой рукой по вздрагивающей ягодице.
Потом он опять с силой протиснул одновременно три пальца в смоченное отверстие:
-Тебе нравится? - он навалился своим жирным телом на распластанного юношу, дыша тому в ухо.
Вино обожгло нежную кожицу, измятую и истерзанную, хуже раскаленного прута. Пальцы втирали жидкость глубже.
Кирон кусал губы, стараясь перестать тешить своего мучителя стонами. Ему казалось, что пальцы изрезали его изнутри ногтями и краями перстней.
Когда же Псиаф улегся на него, юноша сжался от ощущения холодной кожи на своей спине. Головка торчащего вверх здорового фаллоса проехалась по ноге, когда мясник ерзал сверху.
Оглушенный тяжестью, измученный юноша даже не сразу понял, что от него требуется. Он хватал ртом воздух, словно разбитый о камни, но еще живой, медленно умирающий дельфин.
- Псиаф... - выдохнул Кирон и ужаснулся тону своего голоса, - хватит...
Псиаф сначала от неожиданности оторопел, потом разозлился. Его лицо и жирная грудь покрылась багровыми пятнами.
Он схватил умоляющего юношу, слабого от перенесенной боли и унижения, за плечо и повернул к себе лицом.
- Ты что, щенок? Вздумал перечить мне, своему хозяину? Я что сказал тебе? Я что сказал говорить тебе?
Размахнувшись, Псиаф ударил кулаком в лицо юноши. Брызнула кровь.
Кирон закрыл голову руками от последующих тяжелых ударов, выплюнул тугой сгусток из слюны и крови, и уже в затуманенном сознании соскользнул со стола на пол, пытаясь сжаться в комок.
Псиаф тяжело перевел дыхание, он схватил Кирона за шею и отбросил юношу от стола. Затем он поднял валяющуюся под ложем потрепанную плетку, которой мясник не раз потчевал нерадивых рабов, и начал размеренно, крякая от удовольствия, с оттяжкой наносить удары по скорченному у его ног телу, вздрагивающему от каждого удара...
Неожиданно плетка застыла в ладони Кирона, оставив на коже поперечные кровавые полосы, обвив руку своими хвостами.
Тяжело дыша сквозь свесившиеся вперед волосы, из-за которых глухо поблескивали глаза, едва удерживая тело, опираясь на локоть, Кирон просипел:
- Я тебе не раб, Псиаф... Ты... - он сплюнул кровь, - позволил себе лишнее... Возможности своей лишился. Больше я к тебе не пойду.
Он попытался подняться, все еще держась за плетку.
Псиаф, взвизгнув совсем как деревенская баба на рынке, ударил ногой в лицо юноше, пытавшемуся подняться. Еще раз, и еще.
Он легко выдернул плетку из слабых рук - Кирон был ослаблен голодом и истязаниями, - и начал хлестать юношу еще сильнее, чередуя с ударами ногами.
- Ты мне не раб? - визжал он на весь дом. - А кто ты? Кто приполз ко мне, умоляя о куске хлеба? Кто кормил тебя с рук? Я научу тебя, неблагодарная собака, как вести себя. Не придешь ко мне? Ты и так пришел сюда, щенок, сын суки! Амикл! - еще больше багровея, истошно позвал он своего управляющего.
- Трусливая собака, - сипло засмеялся Кирон, лежа скорчившись на боку, с губ его текла кровь. - Я... оплачивал тебе твой хлеб сразу.., мы в расчете...
Псиаф, услышав презрение в голосе юноши, отвесил пинка.
- Мы еще не в расчете, гаденыш. Тебе еще платить и платить.
Вбежал сорокалетний афинянин, лицо его было обеспокоенным. И еще больше оно вытянулось, когда он увидел незнакомого юнца, избитого, в разорванной одежде; и своего хозяина - голым, кипящим от ярости. Таким взбешенным Амикл никогда не видел торговца.
- Что, господин, - выдавил он, стараясь не смотреть на лежащего на полу.
Псиаф обернулся к вбежавшему управляющему. Тот, опустив глаза, ждал приказаний.
-Амикл.., - мясник тяжело дышал, держась за сотрясающуюся грудь. Амикл подумал, что еще чуть-чуть и его хозяина точно хватит удар, - в погреб эту падаль, на цепь, и в погреб, - он опять с силой пнул Кирона, - Есть не давать. Сторожить как сокровища Афины. Понял? Глаз не спускать, случится с ним что, убью, - прохрипел мужчина, опускаясь на ложе и поднимая сосуд с родниковой водой, жадно хлебая из него.
- Господин, - начал было Амикл, - его наверняка хватятся. Подумай, господин, ведь не простое преступление...
Глаза Кирона засияли яростью, единственные отметины жизни.
Он чувствовал себя раздавленной кулаком мошкой, которая летела на свет, пусть и был то свет огней Гадеса. Он совершил ошибку и теперь молча проклинал себя за то, что сопротивлялся. Его сознание металось между страхом и гордостью. Все, чего он хотел сейчас: выдержать что угодно, и выбраться наконец из дома, где даже стены пропахли его позором. Но гордость, как истая вакханка, терзала его, грызла сердце. "Только открой рот", - потрясала она тирсом.
Кирон привалился плечом к каменной стене и угрюмо уставился на Амикла. Управляющий все не решался...
Псиаф плюнул под ноги и разозленно бросил керамический кувшин в стену, покрытую мозаикой. Кувшин громко разбился. Амикл вздрогнул, шутки с хозяином были плохи - Псиаф неоднократно в гневе забивал насмерть нерадивых или непослушных рабов.
- Кто его хватится? - заорал Псиаф, - Ты в своем уме, маргит? Его родня или удавлена или передохла вся! Да я всем скажу, что он воришка, он пытался украсть мои драгоценности, пока я принимал его как гостя. И ты, Амикл, это подтвердишь! В моем праве наказать вора! Тем более нарушившего законы гостеприимства!
Управляющий посмотрел на орущего, голого, побагровевшего хозяина, на сотрясающийся красный отросток в густой поросли волос под жирным обвисшим животом и подумал, "Да уж, знаю я твое гостеприимство, Псиаф. Рабыни постоянно затирают кровавые следы на твоих дорогих простынях, когда ты "гостеприимно" принимаешь обедневших, нуждающихся юношей".
Он перевел взгляд на скорчившегося на полу, еле заметно сочувственно вздохнул, наклонил голову и сказал:
- Хорошо, я позову Скифа и Египтянина. Они отведут его...
Конец первой серии.
Авторы: DeeLatener, Masudi
Жанр: PWP, angst, non-con
Тема: Античный ориджинал
Рейтинг: NC-21
Warnings: насилие, изнасилование
В общих чертах: история-вирт, написанная на сообществе «Тайные мистерии ХХХкроликов»
Предыстория: Афины, разоренные тиранами, люди победнее и разорившиеся борются за жизнь, а ради этого идут на многое.
Юноша Кирон из разорившейся после казни тиранами главы семьи и смерти от болезни родственников семьи сталкивается на улице с торговцем мясом, Псиафом, который делает ему непристойное предложение. Юноша сперва оскорбляет торговца, унизившего его перед всеми, но в итоге решается принять приглашение.
Он отправляется в дом Псиафа.
читать дальшеПсиаф сидел за богато накрытым столом - кролики, запеченные в меду, гусиные пупки в шафране, жареная на вертеле кабанина, отличное кеосское вино, свежий хлеб, сдобные булочки с изюмом, пряная рыба. Он знал, что гордый Кирон обязательно появится.
"Конечно, он откликнется на предложение, куда он денется, тоже мне, гордец нашелся", - думал он, откусывая огромный кусок духмяного мяса, искусно приготовленного домашним поваром, лично выписанным из Ионии.
Жир потек по дряблому подбородку, Псиаф вытер его подолом хитона.
Лениво почесав свою жирную грудь с редкой порослью курчавых черных волос, он вспомнил, как юноша оскорбил его, рассмеявшись прямо в лицо рядом с собственной лавкой, на глазах челяди соседей и рабов мясника. Водянистые глаза остекленели от неприятных воспоминаний, но мясник взял себя в руки и усмехнулся: "Посмотрим, аристократишка, насколько далеко ты способен зайти, и кто из нас будет смеяться сегодня".
Завидев из своих тихих уединенных покоев входящего во двор юношу, Псиаф довольно ухмыльнулся, вытер рукой с короткими толстыми пальцами, унизанными перстями с дорогими самоцветами, слюнявый рот, провел руками по цветному, богато вышитому хитону, оставляя маслянистые пятна.
Кирону казалось, что ласковое весеннее солнце умерло: каждый шаг давался с трудом, и вовсе не от голода, заострившего черты все ж оставшемуся привлекательным юноше.
Ему хотелось жить, так яростно и нестерпимо, и он стыдился себя за это.
Вот и дом Псиафа, после квартала Горшечников. Небольшой, но и не зияющий прорехами то тут, то там - его хозяину было чем топить.
Кирона встретил у дверей совсем мальчик, раб лет четырнадцати с пустыми глазами, он молча проводил его в покои мегарона, ни о чем не спрашивая и не проронив ни слова.
Кирон увидел печь с поленьями. У него дома топили старым тряпьем, в которое превратилась почти вся одежда.
На большом ложе боком возлежал хозяин дома, торговец Псиаф.
Юноша замер, боясь дышать, сердце колотилось. Он думал, что Псиаф, возможно прогонит его за насмешку на площади, и хотел этого - чтобы очиститься, - и... не хотел.
Псиаф снисходительно кивнул головой вошедшему, мнущемуся у входа, и, небрежно поманив его рукой, молча показал пальцем на место рядом.
Ему захотелось сначала поиграться со своей добычей, вдоволь насытится ответным унижением, увидеть в больших глазах юноши, окаймленных черной линией густых ресниц мольбу и страх...
То унижение, которое испытал он тогда, на улице... Псиафу тоже захотелось рассмеяться в лицо, глядя на заостренные черты юноши и его взгляд, брошенный на обильный стол, но торговец сдержался, растягивая себе удовольствие.
Кирон все не мог решиться, но когда запах жаркого заполнил все его сознание, то приблизился и сел на край ложа.
Здесь было теплее; голова все сильнее кружилась от запаха еды и ароматного масла. Невероятно! Даже его мог позволить себя Псиаф...
Кирон замер точеным изваянием: прекрасные линии, спрятанные под потертым посеревшим хитоном, даже нежно-голубой узор каймы, некогда радостный, истерся, как и сама жизнь...
Юноша лихорадочно думал, как потребовать оплату, как начать говорить о таком позорном деле… А еще о том, как давно он не был с мужчиной: с тех самых пор, как старший брат его мачехи разбил ему сердце.
Кирон съежился в холодном облаке: именно сейчас как на зло восстал из мертвых смех Деоклея: "А ты что думал - это навечно?!"
Юноша решил, что грязнее после того он не станет. Кирон поднял ресницы и выдавил ломкую улыбку.
Псиаф усмехнулся гнуснейшей из своих гримас, обнажив желтые зубы со слоем налета.
Он приподнялся, оторвал пятерней от грозди винограда ягоды и отправил пригоршню в рот.
- Что привело тебя в этот дом, мой прекрасный? - с набитым ртом, громко чавкая, спросил он, скользя откровенно похотливым взглядом по четко очерченным губам юноши, прямой линии плеч. Старенький хитон распахнулся, обнажая точеные бедра.
Псиаф протянул руку и дотронулся своими толстыми пальцами до каштановых волос юноши, играя прядями.
-Так что привело тебя сюда, Кирон? - он немного придвинулся ближе, чувствуя как от мальчишки пахнет хвоей и дымом уличных костров.
Мужчина злорадно подумал про себя: аристократ Кирон вынужден сидеть на ложе у ног мясника как дешевая авлетрида, и кто знает, что еще случится этим вечером в этой самой комнате...
Кирон подавил желание отстраниться, заставил себя усидеть на месте и позволил перепачканным пальцам, гладить его волосы. Вспыхнула и погасла шальная мысль облизать с них ароматный жир от мяса.
- Я... хотел извиниться за непочтительное поведение, - юноша прикусил губу.
- На самом деле, - глухо произнес он спустя мгновение, - мне нужны деньги. Я хотел попросить у тебя взаймы...
Псиаф приподнялся на ложе, и присел рядом, следя за взглядом юноши, скользящим по накрытому столу.
"Пригласить мальчишку присоединиться к трапезе? - мелькнула у него мысль, - Нееет, пусть поумоляет еще".
Нарочно громко он вздохнул:
-Дааа, тяжелое время, - опять потянулся к столу, и взяв килик с густым ароматным вином, сделал большой глоток, - покачав головой, продолжил. - А ведь я знал твоего отца... Какая потеря для всех нас...
"Старый гордый кретин, - подумал про себя Псиаф, - что стоило перейти на сторону тиранов, а не играть в патриота родины".
Он погладил горячее плечо Кирона, еле сдерживаясь от желания запустить руки в каштановые волосы и притянуть голову к себе.
- Но ты же понимаешь... Время тяжелое, и всем нелегко... Я тоже несу огромные убытки, а деньги... нужно... заслужить... - рука с растопыренной пятерней жадно облапила колено юноши.
Кирон уставился на колено. Сглотнул.
- Я готов выполнить всё, что в моих силах, чтобы... порадовать тебя...
Несколько нервно юноша бросил взгляд на пах Псиафа и тут же вперил взгляд в пол.
Говорить было все труднее, желание есть сводило с ума.
Псиаф без слов больно сжал шею юноши, поворачивая его лицо к себе, и своим слюнявым от вожделения ртом присосался к юношеским губам, залезая к тому в рот своим языком. Начиная жадно гладить покорное тело, он проник алчущими руками за хитон, бесстыдно шаря и ощупывая.
Задрав свой хитон, он придвинулся еще ближе, чувствуя, как его толстый темно-красный отросток на глазах начал оживать, увеличиваясь и поднимаясь. Псиаф, оторвался от желанных губ покорной жертвы, и, посмотрев в глаза юноши, с силой наклонил голову чуть сопротивляющегося Кирона вниз, к своему паху.
Юноша закрыл глаза. "Сейчас это произойдет", - бесчувственно подумал он, принимая меж губ внушительную, натянувшую кожицу головку. Немного пропустив внутрь, он лизнул самый кончик, сжимая губами ствол пониже. Двинул головой назад и вперед, осторожно пробуя.
Кирон обонял резкий запах тела Псиафа. Свою руку он положил тому на бедро.
Он старался: губы мягко сжимали фаллос и скользили вверх-вниз, горло принимало все глубже, язык облизывал головку. Благородный юноша усердно сосал член развалившемуся на ложе торговцу, запрятав гордость так глубоко, что та, возможно, не найдет дорогу обратно.
Кирон не отрываясь поднял глаза на Псиафа, чтобы посмотреть, доволен ли тот.
Псиаф тяжело дышал, чувствуя, как его толстая и упругая головка упирается тому в горло, и мальчишка умело сосет, пуская в дело свои губы и язык.
"Он явно знает толк в этом деле, - подумал мясник, - интересно, и где же научился этот аристократишка так сосать?"
Приоткрыв глаза он увидел вопросительный взгляд Кирона.
Псиаф осклабился. Он взял свой огромный и твердый член в дрожащую от нетерпения руку и провел им по лицу юноши, с удовлетворением наблюдая, как его естественная смазка и слюна Кирона оставляют влажные следы на красивом лице.
Больно схватив мальчишку за волосы, Псиаф опять притянул его голову к своему члену и придвинулся ближе.
Продолжая крепко держать голову юноши за волосы на затылке, он начал двигать бедрами, грубо пихая член в рот Кирона, пытаясь проникнуть им как можно глубже, не обращая внимание на слабое сопротивление в желании отодвинуться, хоть немного освободиться от органа, заполнившего рот и жесткими толчками проникавшего дальше.
Фаллос заполнил собой всю глотку, бил глубже, грозя растереть, словно змей, рвущийся в свою нору с бешеной силой. Юноша захлебнулся, дыхание перехватило, перед глазами расцвела чернота.
Нос кололи и щекотали черные волоски, росшие на животе Псиафа. Торговец так вколачивал в глотку своей жертве, что и забыл, что тому нужно дышать, навалился на лицо, протяжно двигая бедрами, думая лишь о том, чтобы фаллос был охвачен весь туго и жарко.
Промычав едва различимое "Не надо" Кирон почувствовал, что вот-вот захлебнется собственной слюной. Он стал неаккуратен и прикусил бока толстому змею, насилующему его рот.
Охнув от неожиданной боли и быстро вынув член, Псиаф размахнулся и ударил юношу по лицу наотмашь. Голова того мотнулась, Кирон хватился за горящую щеку - рука у мясника была тяжелая и била метко.
- Осторожней надо, сын собаки, выбью зубы поленом в следующий раз, если попытаешься повторить, - Псиаф немного погладил свой член и, поняв, что зубы не причиняли большого вреда его драгоценному органу, и увидев как покрасневшая щека юноши стала заливаться легкой синевой ушиба, он даже немного смягчился.
- Ты - хороший мальчик, вежливый и послушный, - удовлетворенно сказал мясник, - тебя хорошо воспитали. Ты должен быть вознагражден за свое усердие, - продолжал он, взяв опять голову юноши за макушку.
Он взял кусок душистого хлеба, обмакнул в вино, и поднес ко рту Кирона, предлагая его съесть.
Голодный юноша принял ломоть, быстро и жадно прожевав, и, когда он его проглотил, Псиаф засунул пальцы ему в рот, предлагая облизать их, что тот и сделал.
- Вкусно? - юноша, помедлив, кивнул головой.
- Хорошо, - удовлетворенно кивнул мясник головой. Он опять придвинул голову Кирона к своему члену и засунул его тому в рот, чувствуя, как вновь старательно и умело заскользили по его стволу язык и губы. Псиаф хрипло дышал, негромко говоря:
- Да, ты хороший юноша, да, вот так, вот так, соси лучше, и тебя ждет награда.
Он обломил ломоть опять, и, вытащив свой член изо рта, сунул в рот Китона хлеб. Дождавшись пока юноша проглотит этот кусок, мужчина проследил, чтобы тот облизал его пальцы, предварительно измазанные уже в простокваше...
Мяснику понравилась эта игра: он кормит юношу с рук, а тот за это благодарит его.
Он кормил Кирона то хлебом, то сладкими булочками, то небольшими кусками мяса.
Он обмакивал пальцы то в ароматное оливковое масло, то в сметану, то в жирную вкусную подливку... и с наслаждением смотрел, и чувствовал, как благодарно сосут его фаллос.
Кирон и правда почувствовал себя чуть лучше, правда, боялся, что если еды будет слишком много, он с голодухи попросту не удержит ее в желудке и вернет ее через рот обратно. А рот у него сейчас был занят фаллосом Псиафа, который наверняка убьет его за такое...
Однако пока он никак не мог наесться.
Когда Псиаф доставал свой член и заменял его чем-то вкусным, юноша так жадно хватал пищу, что порой прикусывал толстые пальцы, зубы задевали широкие кольца.
Кирон водил лицом следом за пальцами мужчины, с которых стекал мед или густые сливки, а тот то подносил их поближе, то поднимал так, чтобы дразнить запахом. Зато когда юноша наконец добирался до них, то вылизывал досуха, щекоча языком кожу, обсасывая каждый.
Его предки умерли бы со стыда еще с десяток раз, но их глаза уже и так были закрыты. А он хотел выжить.
Псиаф, забавляясь, полил медом прямо из лекифа на свой член, приглашая продолжить лакомство.
И Кирон прилежно вобрал в глотку, даже сглотнул пару раз, чтобы доставить удовольствие сильнее. Он думал, что, если понравится торговцу, тот будет кормить его снова. Пусть не бесплатно. Потом, когда голод кончится, никто не вспомнит: каждый выживает как может.
Псиаф чувствовал: еще чуть-чуть и его фаллос, ставшим вынужденным лакомством для этого красавца выпустит тугую струю семени прямо в рот Кирона.
Торговец подумал, что для юноши будет слишком легким наказанием, если он, Псиаф, просто зальет спермой глотку этого хама, оскорбившего его на глазах у всего народа.
В голове Псиафа зародился новый план.
- Хватит, достаточно, - он отпустил голову юноши, и вытянул свою коренастую ногу, - целуй ее и проси прощения у своего доброго хозяина, который кормит тебя с рук. Я ведь твой добрый хозяин?
Пока тот медлил, Псиаф скинул с себя дорогой хитон, который стал мокрым от пота, струящегося по спине, и уже сидел на ложе, голый, с волосатым толстым животом, держась за свой член, неспешно и легко лаская его и большие яйца, и улыбался, наблюдая на Кироном.
Юноша смотрел то на ногу, то на торговца. Он-то, глупец, надеялся, что на фаллосе во рту все и закончится. Затем, глядя Псиафу в глаза качнул головой, молча умоляя о пощаде.
Вид мужчины вызывал отвращение, тот был похож на поднявшееся сырое тесто с головой и конечностями.
Псиаф подался вперед и взял юношу за подбородок, больно сжал кость пальцами и встряхнул:
- Давай, сопляк, или прогоню, - и снова откинулся назад поигрывая змеем.
Кирон опустил голову так низко, что волосы скрыли его лицо. Он прикоснулся губами к пальцам ноги Псиафа и что-то едва слышно прошептал.
Псиаф недовольно ткнул резко пахнущей ногой в лицо Кирона и потребовал:
-Громче! Что ты там бормочешь, как старая бабка-попрошайка у входа на рыночную площадь? Или ты думаешь, что твое наглое поведение не заслуживает наказания? Плохо ты благодаришь своего благодетеля, ты лизать мне ноги должен, а не просто потрогать их. Тоже мне, невеста-девственница... Целуй и лижи.
Он широко расставил свои волосатые ноги, не переставая гладить свой блестящий фаллос и мять яйца.
Кирон изгрыз губы, когда наконец треснувшим голосом произнес, выдавливая каждое слово:
- Прости... хозяин... - и впился в губу так, что прокусил.
Затем рука его легла на лодыжку торговца, погладила. Псиаф чувствовал, как дрожат пальцы юноши.
Кирон потянулся лицом к пальцам, лизнул один, затем второй. Выдохнув, взял большой в губы и стал посасывать его так, как недавно ласкал фаллос. Кадык на горле юноши тяжело заходил вверх-вниз, он с трудом подавлял рвущуюся наружу горечь и боль.
Язык скользнул между пальцами, чуть щекоча. Губы прошлись по ступне, затем сместились на щиколотку, язык облизал проступающую под не тронутой цветом кожей кость.
Чуть отстранившись, юноша глухо произнес:
- Зачем ты унижаешь меня... разве нельзя по другому...
Псиаф, с удовлетворением наблюдал, как Кирон лижет и сосет его пальцы на ноге, униженно прося прощение и откровенно-издевательская улыбка растягивала его толстые бесформенные губы. Он продолжал теребить свой фаллос, и рукой чувствовал как его яйца начинают становится все более напряженными и тугими.
После неожиданной просьбы юноши он нагнулся и залепил тому тяжелую затрещину.
- Я разве разрешал тебе говорить что-то, кроме слов извинений, сын суки, - злобно заорал он, схватил Кирона за волосы и начал мотать в разные стороны, - здесь ты делаешь только то, что я велю. И говорить будешь, когда я разрешу!
Псиаф отпустил голову юноши и развернулся своим тяжелым дряблым задом, покрытым жесткими черными волосинками, встав на колени на мозаичный пол и расположившись животом на ложе.
- Тогда целуй и лижи мою задницу, щенок... Давай же, работай языком, шлюха, у тебя это хорошо получается...
Кирон с трудом подавил желание пнуть ногой белесый зад. Он опустился на колени позади торговца и развел ягодицы, крепко сжав их. Он облизал себе пальцы и принялся массировать ими окруженный волосками проход, мазнул его языком, а потом... протолкнул внутрь средний палец. На его губах застыла усмешка.
Псиаф заворчал, чувствуя как палец юноши проник в его проход. Подумав, он понял, что ему понравились эти ощущения. В сущности, мальчишка знает толк в плотских утехах, и пока Псиаф был доволен происходящим.
Он выдохнул, расставляя пошире ноги:
- Возьми за яйца, сынок. Продолжай, не стесняйся.
Кирон был удивлен. Он был уверен, что торговец побьет его за такую наглость, а тот преподнес неожиданный подарок... Пусть уж лучше так.
Юноша пропустил руку между ног Псиафа и сомкнул пальцы вокруг покрытой волосками мошонки, принимаясь теребить яйца, сжимать их в ладони, перекатывать. Палец правой руки начал ритмичное движение в заднице мужчины, чуть изгибаясь, поглаживая внутренние стенки.
Кирон куснул Псиафа за бедро.
Палец выскользнул из своего убежища и окунулся в киаф с оливковым маслом.
Юноша искупал в масле всю ладонь и сунул ее меж дряблых ягодиц торговца, поглаживая, нанося обильно смазку. И вновь протолкнул - теперь уже два пальца, целиком внутрь, одновременно чуть оттягивая мошонку и покручивая яйца.
Псиаф немного постонал, подаваясь своей белесой дряблой задницей, которая избежала смачного пинка лишь по счастливой случайности, навстречу движущимся пальцам Кирона в своем проходе.
Хорошо бы если бы эта шлюха продолжила дальше свои прикосновения...
Потом, потом... Не сейчас...
Надо получить от мальчишки все, что он, Псиаф, задумал...
Мясник неожиданно выбросил назад руку, резко захватил шею Кирона, зажав его голову у себя под мышкой, и проговорил:
- Ты думаешь, ты сейчас хозяин положения? Ну ты и дурак, Кирон, - он снисходительно похлопал того по лицу, - Хозяин доволен и твоим языком, и твоими руками.
Торговец опять схватил юношу за волосы, и, поднявшись на ноги и отодвинув блюда в сторону, он кинул Кирона животом на стол.
Псиаф немного посмотрел на юношу: когда-то холеное тело, точеное, словно изваянное резцом лучшего из скульпторов, оставшиеся мускулистыми бедра, округлые ягодицы…
Мясник перевел взгляд на масло, отливавшее золотом в киафе в полумраке комнаты.
"Масло… Нет, слишком нежно для этой аристократической шлюшки", - Псиаф просто обслюнявил пальцы, не заботясь об обильности естественной смазки.
Он проник между ягодиц пальцем, нашел отверстие, и ткнул туда, стараясь причинить побольше боли, и удерживая дернувшегося юношу второй рукой, вцепившейся в волосы и прижимая голову того к столу, потом протолкнул второй палец, развел оба, вращая и стараясь растянуть побольше. Его не волновало, насколько он был груб с Кироном, и причиняют ли его движения серьезную боль. Он чувствовал, как кольцо судорожно сжимается, нехотя раздвигаясь.
Кирон сдавленно замычал. Псиаф растянул плоть еще больше и с усилием втиснул еще один палец. Продолжая растягивать пульсирующее отверстие, он протолкнул все три пальца глубже, в горячий проход, и начал неспешно двигать ими пальцами взад-вперед, поглаживая стенки прохода.
Мужчина чувствовал, как Кирон вздрагивает от движения пальцев в нем и сжимает свои ягодицы...
Скрюченные пальцы заскребли гладкое дерево. С губ срывались сдавленные стоны. Щекой юноша чувствовал размазанные по столу масло и мед, а в заднице - разрывающие грубые пальцы и тяжелую ладонь на пояснице, давящую, заставляющую прогнуться, поднять ягодицы повыше.
Кирон протянул вперед руку, схватился за край стола перед собой и попытался вложить все силы, что у него оставались, чтобы протянуть себя вперед в попытке сняться с источника боли. От сильного тычка подбородок стукнулся о стол.
- А ну лежи! - рявкнул Псиаф и, потянувшись вперед, схватил мальчишку за волосы, дернул назад хорошенько, чтобы понимал: кто здесь хозяин.
Пальцы вколачивались в проход все сильнее. Псиаф то и дело проворачивал их, доставал и с силой впихивал внутрь, глубоко, разом.
Ему все больше нравились стоны, сдержанные, хриплые, но все же стоны. Он был хозяином того, кто недавно и не посмотрел бы в его сторону. А теперь изменилось все.
Смазка из слюны уже испарилась. Псиаф почувствовал, что двигаться становиться все труднее, агонизирующие мышцы удерживали его высохшие пальцы.
Мясник с усилием протискивал пальцы дальше, его большие перстни начали царапать розовую кожицу юноши. Он опять взял в руки килик с вином, с наслаждением сделал глоток и щедро брызнул изо рта жидкостью на терзаемую плоть Кирона. Вино темной струйкой потекло по ногам юноши.
- Знаешь,- хрипло дыша, сказал мясник, - мне показалось, что тебе не нравится, что делает твой хозяин. Я не слышу от тебя слов благодарности, как и полагается вежливому юноше. Я хочу, чтобы ты умолял своего хозяина продолжать дальше.
Он размахнулся и со всей силы ударил тяжелой рукой по вздрагивающей ягодице.
Потом он опять с силой протиснул одновременно три пальца в смоченное отверстие:
-Тебе нравится? - он навалился своим жирным телом на распластанного юношу, дыша тому в ухо.
Вино обожгло нежную кожицу, измятую и истерзанную, хуже раскаленного прута. Пальцы втирали жидкость глубже.
Кирон кусал губы, стараясь перестать тешить своего мучителя стонами. Ему казалось, что пальцы изрезали его изнутри ногтями и краями перстней.
Когда же Псиаф улегся на него, юноша сжался от ощущения холодной кожи на своей спине. Головка торчащего вверх здорового фаллоса проехалась по ноге, когда мясник ерзал сверху.
Оглушенный тяжестью, измученный юноша даже не сразу понял, что от него требуется. Он хватал ртом воздух, словно разбитый о камни, но еще живой, медленно умирающий дельфин.
- Псиаф... - выдохнул Кирон и ужаснулся тону своего голоса, - хватит...
Псиаф сначала от неожиданности оторопел, потом разозлился. Его лицо и жирная грудь покрылась багровыми пятнами.
Он схватил умоляющего юношу, слабого от перенесенной боли и унижения, за плечо и повернул к себе лицом.
- Ты что, щенок? Вздумал перечить мне, своему хозяину? Я что сказал тебе? Я что сказал говорить тебе?
Размахнувшись, Псиаф ударил кулаком в лицо юноши. Брызнула кровь.
Кирон закрыл голову руками от последующих тяжелых ударов, выплюнул тугой сгусток из слюны и крови, и уже в затуманенном сознании соскользнул со стола на пол, пытаясь сжаться в комок.
Псиаф тяжело перевел дыхание, он схватил Кирона за шею и отбросил юношу от стола. Затем он поднял валяющуюся под ложем потрепанную плетку, которой мясник не раз потчевал нерадивых рабов, и начал размеренно, крякая от удовольствия, с оттяжкой наносить удары по скорченному у его ног телу, вздрагивающему от каждого удара...
Неожиданно плетка застыла в ладони Кирона, оставив на коже поперечные кровавые полосы, обвив руку своими хвостами.
Тяжело дыша сквозь свесившиеся вперед волосы, из-за которых глухо поблескивали глаза, едва удерживая тело, опираясь на локоть, Кирон просипел:
- Я тебе не раб, Псиаф... Ты... - он сплюнул кровь, - позволил себе лишнее... Возможности своей лишился. Больше я к тебе не пойду.
Он попытался подняться, все еще держась за плетку.
Псиаф, взвизгнув совсем как деревенская баба на рынке, ударил ногой в лицо юноше, пытавшемуся подняться. Еще раз, и еще.
Он легко выдернул плетку из слабых рук - Кирон был ослаблен голодом и истязаниями, - и начал хлестать юношу еще сильнее, чередуя с ударами ногами.
- Ты мне не раб? - визжал он на весь дом. - А кто ты? Кто приполз ко мне, умоляя о куске хлеба? Кто кормил тебя с рук? Я научу тебя, неблагодарная собака, как вести себя. Не придешь ко мне? Ты и так пришел сюда, щенок, сын суки! Амикл! - еще больше багровея, истошно позвал он своего управляющего.
- Трусливая собака, - сипло засмеялся Кирон, лежа скорчившись на боку, с губ его текла кровь. - Я... оплачивал тебе твой хлеб сразу.., мы в расчете...
Псиаф, услышав презрение в голосе юноши, отвесил пинка.
- Мы еще не в расчете, гаденыш. Тебе еще платить и платить.
Вбежал сорокалетний афинянин, лицо его было обеспокоенным. И еще больше оно вытянулось, когда он увидел незнакомого юнца, избитого, в разорванной одежде; и своего хозяина - голым, кипящим от ярости. Таким взбешенным Амикл никогда не видел торговца.
- Что, господин, - выдавил он, стараясь не смотреть на лежащего на полу.
Псиаф обернулся к вбежавшему управляющему. Тот, опустив глаза, ждал приказаний.
-Амикл.., - мясник тяжело дышал, держась за сотрясающуюся грудь. Амикл подумал, что еще чуть-чуть и его хозяина точно хватит удар, - в погреб эту падаль, на цепь, и в погреб, - он опять с силой пнул Кирона, - Есть не давать. Сторожить как сокровища Афины. Понял? Глаз не спускать, случится с ним что, убью, - прохрипел мужчина, опускаясь на ложе и поднимая сосуд с родниковой водой, жадно хлебая из него.
- Господин, - начал было Амикл, - его наверняка хватятся. Подумай, господин, ведь не простое преступление...
Глаза Кирона засияли яростью, единственные отметины жизни.
Он чувствовал себя раздавленной кулаком мошкой, которая летела на свет, пусть и был то свет огней Гадеса. Он совершил ошибку и теперь молча проклинал себя за то, что сопротивлялся. Его сознание металось между страхом и гордостью. Все, чего он хотел сейчас: выдержать что угодно, и выбраться наконец из дома, где даже стены пропахли его позором. Но гордость, как истая вакханка, терзала его, грызла сердце. "Только открой рот", - потрясала она тирсом.
Кирон привалился плечом к каменной стене и угрюмо уставился на Амикла. Управляющий все не решался...
Псиаф плюнул под ноги и разозленно бросил керамический кувшин в стену, покрытую мозаикой. Кувшин громко разбился. Амикл вздрогнул, шутки с хозяином были плохи - Псиаф неоднократно в гневе забивал насмерть нерадивых или непослушных рабов.
- Кто его хватится? - заорал Псиаф, - Ты в своем уме, маргит? Его родня или удавлена или передохла вся! Да я всем скажу, что он воришка, он пытался украсть мои драгоценности, пока я принимал его как гостя. И ты, Амикл, это подтвердишь! В моем праве наказать вора! Тем более нарушившего законы гостеприимства!
Управляющий посмотрел на орущего, голого, побагровевшего хозяина, на сотрясающийся красный отросток в густой поросли волос под жирным обвисшим животом и подумал, "Да уж, знаю я твое гостеприимство, Псиаф. Рабыни постоянно затирают кровавые следы на твоих дорогих простынях, когда ты "гостеприимно" принимаешь обедневших, нуждающихся юношей".
Он перевел взгляд на скорчившегося на полу, еле заметно сочувственно вздохнул, наклонил голову и сказал:
- Хорошо, я позову Скифа и Египтянина. Они отведут его...
Конец первой серии.
@темы: Древняя Греция, NC-21, Фанфики