анатомия - это судьба
название: Встретимся в следующей жизни. Часть 2. Глава 9.
имя автора: Bagoas-alter-egoфэндом: Alexander the Great, историческая личность и мифологический герой
рейтинг: НЦ-17
summary: все хорошо, что шорошо кончается...
от автора: Александр, Гефестион, Багоас принадлежат истории, однако мой взгляд на них как автора достаточно своеобразен и любые несоответствия исторической справедливости прошу воспринимать как художественную интерпритацию образов. Любое использование текста целиком, или отдельных его частей, возможно только с согласия автора.
посвящения: всем моим любимым, драгоценным читателям, спасибо вам, за поддержку, вдохновение, понимание и просто за то, что вы есть. Люблю
Не было бы счастья... 9. Не было бы счастья…
В каким-то странном, отстраненном состоянии, словно со стороны, некая наиболее хладнокровная часть Принца с леденящим душу любопытством следила, как на глазах расширяются зрачки Александра, как лепестки диафрагмы в линзе фотокамеры, темные на небесно-голубом фоне. И с удовлетворением отметила, что его собственных зрачков мужчина в аналогичной ситуации даже не заметил бы. «Что за бред, что ты несешь?!!» ужаснулась другая, эмоциональная и нежная сторона сущности парня, «он никогда не оказался бы в такой ситуации…»
… он в ужасе отшатнулся: Принц весь был залит запекшейся багровой кровью, которую прирожденный воин не мог спутать ни с чем на свете, порванная майка спереди пропитана ей же. Александр схватил парня за плечи, заглядывая в лицо, это было первое непроизвольное движение, произведенное безотчетно вместе с вырвавшемся криком:
- Что с тобой, ты ранен?!!
Принц безвольно обмяк, как тряпичная кукла, лишь во взгляде читалось раздражение:
- Не ори, это не моя кровь.
Отрезвленный холодным тоном мужчина разжал руки, овладев собой.
- … не твоя? Что случилось?
- Какие-то… подонки… - голос парня сорвался, он не мог говорить.
Александр опустил глаза на голое, грязное тело с исцарапанными коленями, и глаза его наполнились ужасом кошмарной догадки:
- Тебя…
- Нет!!! – взвизгнул истерически Принц, - ничего не было… только пытались.
Он всхлипнул, и тяжело привалившись в стене, закрыл лицо руками.
Удерживая внутри растущую как цунами дикую ярость, мужчина притянул парня к себе, и прижал к груди, гладя и целуя черноволосую голову с застрявшими в спутанных волосах соринками.
Мальчик продержался несколько секунд, а потом разревелся, горько и отчаянно, навзрыд, совсем как ребенок, размазывая сопли по испачканному лицу. Только сейчас в тепле и безопасности любимых рук отпустив напряженные до предела нервы, сжатые в кулак с одной только целью, добраться до спасительных объятий единственного человека на свете.
Тяжело оседая на подгибающихся ногах, мальчик не падал только потому, что мужчина крепко держал его. Зарождающийся рой мыслей о причинах, исполнителях, ответных мерах и прочей ерунде, он сразу оборвал. Все это потом. Он толкнул бедром крышку толчка и опустился на него, усаживая паренька себе на колени, убаюкивая покачиваниями и какими-то ласковыми словами, первыми, что приходили в голову, смысл их не имел значения, сейчас главное интонация.
Голова пошла кругом от внезапного приступа паники, пришедшей с коварной мыслью, что так ведь недолго и потерять свою дражайшую драгоценность. Мужчина усилием воли отогнал жуткую картинку готовую всплыть перед глазами, упрямо мотнул золотыми локонами, стряхивая наваждение, и стиснул мальчика еще крепче в объятиях. Текли минуты… года, столетия, они потеряли смысл и значение, шепот тихих слов, колыбельная теплых рук, убаюкивающие движения, самые примитивные на свете… самые нужные, самые важные для того, кто во тьме отчаяния ищет дорогу к свету.
Постепенно содрогания тонкого тела просвечивающего оливковой атласной кожей сквозь чернильные струи спутанных прядей, пошли на убыль. Александр ощущал его под своими руками как диковинного зверька с шелковистой шкуркой, подрагивающего в руках ловца.
Принц, цепляясь за крепкую шею, попытался что-то объяснить:
- Я… я не ожидал… я их не знаю… думал, обычная гонка…
Американец прижимал ладонями залитое соленой водой лицо к своей груди и шептал:
- Не надо, не говори ничего, я все знаю, все будет хорошо, поверь мне, теперь все будет действительно хорошо.
Чувство беспредельной вины он также не подпускал сейчас к себе, не время. Поубиваться можно будет позже, сейчас главное, мальчик.
Он бегло осмотрел и ощупал Принца, стянув с него и бросив на пол грязную тряпку, когда-то бывшую белой футболкой.
«Синяков будет много», подумал мужчина, но ничего фатального он не заметил, «такое ощущение, что парня не били, а развлекались хотя, конечно, для такой неженки вполне достаточно».
- Нигде резкой боли нет? Когда я тебя трогаю, что-то особенно сильно болит?
Тот отрицательно помотал головой. Тогда мужчина решился на следующий вопрос:
- А откуда эта кровь?
Парень всхлипнул, он уже не плакал, лишь изредка судорожно вздыхал и швыркал носом.
- Ну, скажем так, вместо минета мужик лишился каких-либо перспектив на него. После этого меня оставили в покое.
В другой ситуации Александр присвистнул бы, в этой подумал о том, что своеобразный жизненный опыт его юного возлюбленного наконец-то сослужил тому добрую службу.
- Тебе нужно помыться, - он бережно спустил босые ноги на пол, - тебе сразу полегчает.
Принц кивнул и неохотно оторвался от родного, теплого тела, к которому жался как щенок к матери.
- Я приготовлю тебе чаю пока, помоешься, приходи на кухню, - голубоглазому молодому человеку не пришлось помогать парнишке раздеться, на нем уже ничего не осталось. Он постоял в задумчивости, проводив взглядом стройную фигуру, скрывшуюся за полупрозрачной переборкой, понимая, что теперь нужно дать мальчику побыть одному. Однако перед уходом мужчина хотел кое в чем убедиться.
Он открыл дверь душевой кабинки и вошел внутрь, не обращая внимания на струи горячей воды. Александр поймал заверещавшего Принца, прижавшегося к мокрой кафельной стенке, и, развернув к себе спиной, раздвинул маленькие ягодицы. Он прекрасно знал манеру парня «щадить» его нервы. Не обнаружив ничего подозрительного, с облегчением отпустил поскуливающего от стыда мальчишку...
Александр зашел на кухню уже окрашенную в розовые тона рассвета, поставил на плиту чайник, сел за стойку высокого стола, и уронил золотоволосую голову на руки.
«Только не нужно резких движений, держи себя в руках…» внутри все клокотало. Он едва ли не силой заставил себя разжать кулаки, адреналин выплеснулся в кровь, требуя крушить и ломать. «Нельзя», уговаривал себя мужчина, «нельзя пугать мальчишку вспышками неконтролируемой ярости, он и без того напуган до смерти. Пусть выспится, придет в себя, тогда и расспрошу где я могу встретить этих милых людей… которые на этом свете задержатся не долго…» сухожилия хрустнули снова, сжимая пальцы в смертельно опасные комки костей и плоти.
Напоив завернувшегося в махровый халат, притихшего Принца чаем, и попутно аккуратно смазав свежие царапины на шелковистом теле йодом, американец на руках отнес мальчика в маленькую спальню…
Гефестион в рассветной полудреме попытавшийся обнять хоть кого-нибудь, был разбужен необычным и неприятным ощущением пустой постели под рукой. Он открыл глаза, и с удивлением понял, что один на большом ложе: «Куда народ подевался?» Заинтригованный, он сладко потянулся и, скинув с себя простыню в розовый цветочек, отправился на поиски своих любовников.
Едва войдя на кухню, Гефестион понял, что что-то произошло. Он всего лишь увидел друга, сидевшего к нему спиной на высоком табурете, но уже знал: это что-то очень плохое. Он отодвинул второй длинноногий стул и сел рядом.
Александр курил и смотрел перед собой, положив вытянутые руки на простую деревянную столешницу. Македонец уже давно не видел ТАКОГО выражения на лице филэ… приблизительно две тысячи лет. Необратимость, так бы он его охарактеризовал. Гефестион вынул сигарету из пачки валявшейся тут же. Он курил очень редко, но сейчас, видимо, был как раз тот случай.
- Какие-то подонки избили Принца, - Александр выпустил струйку голубоватого дыма изо рта, все еще не глядя на друга.
Теперь и Геф помрачнел и откинулся на спинку стула:
- Забрали машину?
- В том-то и странность, что нет. Пытались изнасиловать, но парень оказался не робкого десятка и откусил одному мерзавцу член.
Лицо Гефестиона приобрело озадаченное выражение:
- Вот это ловко.
- Ага, короче, после этого они его бросили, надо думать поехали в больницу.
- Будем надеяться, что не пришьют.
Мужчины наконец-то посмотрели друг на друга.
- Как он? С ним все в порядке? – выдохнул македонец, сдвинув брови, в его необычно тихом голосе зазвучала боль.
- Могло быть гораздо хуже.
- Он спит? Я хочу посмотреть на него.
- Его лучше не беспокоить.
- Я одним глазком, просто гляну, что с ним все в порядке… - мольба в словах большого мужчины была столь явной, что, поколебавшись секунду, Александр кивнул.
Простая, выкрашенная белой краской дверь приоткрылась так тихо, что сиди на ней птица, не взлетела бы. Македонец на цыпочках скользнул в открывшийся проем.
Двуспальная кровать занимавшая почти всю погруженную в мягкий полумрак комнату с окошком вечно занавешенным темно-синей портьерой (ее прекрасный обитатель бывал здесь слишком редко, чтобы интересоваться видом из окна), выглядела неуместной, приютив на своем краешке свернувшуюся клубочком фигурку мальчика, накрытую одеялом.
Гефестион склонился над забывшимся тяжелым сном юношей. Его скула уже приобрела густо-фиолетовый оттенок, украсившись здоровенным синяком. Мужчина сжал руку стоявшего рядом друга и прошептал:
- Голову оторву.
«Дело плохо», с некоторым изумлением подумал Александр. Он знал пристрастие филэ к обдуманным действиям, но так же знал и то, что если его очень сильно задеть, можно получить персонифицированное стихийное бедствие с очень не малой разрушительной силой. Он положил ладонь на обширное плечо, с тем же успехом мог опереться о стол, напоминая об обещании филэ не тревожить паренька.
Прикоснувшись к черным волосам на подушке, македонец сжал губы и помрачнел еще сильнее, чем когда только услышал о случившемся…
Они вышли на веранду. Александр подавленный, как никогда прежде, наконец-то осмелился взглянуть в лицо всем тем мыслям, что наводнили подсознание за прошедшие часы.
- Я… мне страшно подумать, что могло… ведь сейчас другие времена… мы получали раны, теряли друзей, возлюбленных, но это было на войне, во времена дикости, на заре цивилизации, сейчас все по-другому… должно было быть по-другому, а оказалось человеческая глупость не имеет границ… моя глупость… и черствость. Все это время я относился к моему мальчику как к собаке, поиграл, воды налил, выпустил на улицу: набегается, прибежит… - он выплескивал из себя слова, словно пытался смыть с души чувство беспросветной вины, - опять… ведь уже чуть не погиб раз из-за моей тупости и эгоизма, и вот опять, Багоас расплачивается за мою самовлюбленность. Как я мог? Почему отпускал одного? Почему не узнал, что это за люди, с которыми он общается, не опасны ли они? Какой я после этого друг?!!
Рассветная дымка еще стелилась по покрытым бриллиантовыми капельками росы лепесткам роз в цветнике, сверкающим почти столь же ярко, как и та драгоценная капля, что украшает нежное ушко их юного возлюбленного. Теперь уже Гефестион обнимал своего друга, зарываясь пальцами в золото рассыпающихся прядей.
- Ну, тут не ты один отличился. Я тоже «чудесно» себя повел с парнем, аж тошно, тьфу, - он даже сплюнул в сердцах на белоснежный песочек ухоженного дворика, - что я о себе возомнил?!! – Он покачал головой, сморщившись в брезгливой гримасе, - противно…
- Я не прощу себе, если с ним что-то произойдет… - отчаяние в тихом голосе, упавшем до шепота сменилось пугающей отстраненностью, а лицо Александра застыло, словно все эмоции разом покинули отчаявшийся разум, - я люблю его… я так люблю его, - он покачал головой, уставившись невидящим взглядом перед собой, - Геф, я не смогу быть… с тобой, если на моей душе повиснет такой груз, хочешь ты этого или нет, но нам придется что-то сделать, чтобы эти бесконечные жертвы прекратились. Я чувствую такую мерзкую грязь на своей душе… даже его бывший хозяин повел себя благороднее: отпустил парня к тому, кого он полюбил, а я, что я сделал для него? Сначала чуть не довел до самоубийства, а потом только смелость спасла мальчишку от группового изнасилования. Хорош любовничек, ничего не скажешь!
Гефестион пожалуй впервые, по крайней мере в этой жизни, растерялся, столкнувшись с не контролируемым потоком чувств. Его рассудительность бледнела и жалась в угол, чтобы не дай бог не попасть под молох тех противоречивых страстей, что захлестнули его.
Он очень испугался за мальчишку, особенно когда увидел привычно красивое лицо, обезображенное синяком: «Поднять руку на такое совершенство», в тот момент у него аж все перевернулось в душе, он почувствовал себя маленьким нашкодившим ребенком, которого привели в «большую» комнату и тыкают носом в разбитую вазу, а он то, наивный, надеялся, что никто не заметит. Он, такой умный, образованный, культурный, оказался элементарно не готов к ответственности за другого человека.
Гефестиону было стыдно перед самим собой, больно за терзания Александра, и… как-то сразу понятно и ясно: он тоже любит мальчишку. Не так, как филэ, проще и естественней, не душой, душа македонца принадлежала единственному человеку на свете, но сердцем, и каким-то внутренним мужским инстинктом.
За то не долгое время, что провел рядом с оленеглазым отроком, он привязался к этому нежному телу, чернильным кудрям, бесхитростной сущности, и уже не мыслит своей жизни только с филэ. Ему уже нужно чтобы бесенок болтался где-то рядом, капризничал и возился под боком, нужны его удивительные ласки и страстные порывы, томные взгляды и несдержанные стоны. Черноокая восточная пряность пропитала тренированное, привычное к дисциплине тело, придав постной умеренности роскошную остроту излишества, наполнив размеренное существование неоновыми красками и ощущением полноты жизни.
Рыжеволосый мужчина внезапно понял, что так любит Александр в своем Персидском мальчике: способность отдавать всего себя этой жизни, безоглядно наслаждаясь каждой дарованной секундой, полыхать обжигающем пламенем, не пытаясь сберечь ни капли душевного огня про запас, жить каждый день так, словно он последний. Рядом с Принцем было тепло.
Вершины громадных гор, у подножия которых приютилась на кромке моря маленькая деревенька, окрасились золотом - это взошло солнце. Мужчина не мог видеть его, он просто представил себе величественное зрелище пламенеющего диска чистого огня, поднимающегося из серебряных вод древнего моря. Багоас поклонялся огню…
Гефестион нежно погладил молчавшего друга по руке:
- Нам очень много предстоит сделать для него. Нам обоим.
Александр обернулся, взглянув в лицо македонца, и потухшие глаза вновь наполнились светом…
-
-
23.07.2006 в 19:55Сашин маневр с проверкой на предмет насилия понимаю, но от него стало неуютно.
Геф мне здесь нравится с его переживаниями, они такие скрыто сильные...
В общем, жду реакции парней.
-
-
24.07.2006 в 03:49да к тому же, возможно, еще и действовать будут!
и не говори
Можно сказать, неблагополучный ребенок
ага, трудный подросток
а если серьезно, то ты конечно прав, при таком отношении друзей неприятностей ему было не миновать (возможно Спирос поступал очень мудро запрещая Принцу общаться с мужчинами)
Сашин маневр с проверкой на предмет насилия понимаю, но от него стало неуютно
Саша собственник и его уже не переделать
А реакция уже здесь...
-
-
24.07.2006 в 08:06-
-
24.07.2006 в 18:20А мальчик - конкурент, да еще к тому же конкурентноспособный, это при его то внешности.
Да, уж не мне тебе расказывать мужской мир построен на власти сильного над слабым и парень сильно раскует сунув нос в реальные мужские отношения, сидел бы себе тихо в качестве девицы чьей-нибудь и претензий к нему бы не было... вот только сдается мне не таков Принц
Тогда уж надо было парням хотя бы навыки самообороны ему преподать... хотя... это не помогло бы.
ну ты же понимаешь все... это не возня в песочнице
-
-
26.07.2006 в 22:30так радуюсь твоим рисункам... этот очень трогательный, нежный, полный чувства. Александр словно старший брат унешает младшего
-
-
27.07.2006 в 08:03-
-
27.07.2006 в 15:20Не оставят, не оставят, но не только ребята
Стараюсь рисовать, хоть и времени катострафически не хватает, но очень интересно их себе представлять
Hephaestion да, авторское видиние как правило не повторимо, это и вправду удачно, что я не растеряла еще своих навыков (вот уж не думала, что когда-нибудь они мне пригодятся)