Хоррор так и не успеваю написать, будет пост-фактум
Натали, Иштар, Тион - читать не советую. Чесна.
Название: Грустная улыбка тыквы
Автор: DeeLatener (deelatener@mail.ru)
Фандом: РПС по актерам фильма «Александр» 2004 Оливера Стоуна
Пэйринг: Гэри Стретч/Франциско Бош/Джонатан Рис-Маерс
Рейтинг: R – за гомосексуальную тематику
Warnings: слезоточивая драма – людям с раненной душой просьба не читать, с самого начала смерть персонажа, безысходность.
В общих чертах: Приурочено к Хэллоуину 31 октября 2005 года.
Джонатан погиб в авиакатастрофе, Гэри и Фран с трудом существуют, но случается нечто необычное. Относительный хэппи-энд.
читать дальшеФранциско помнил день похорон, как будто это было вчера: льет дождь, бьет в окно, словно птица, просящаяся домой, и есть безумная надежда, что Джонни все же жив, что все это ошибка, и все будет как раньше.
Юноша бродит по опустевшему дому, ноги заплетаются, а руки слепо шарят по мебели и стенам. Вот здесь они любили друг друга. В их доме было столько любви!
Они едва ли говорили об этом, едва ли озвучивали свои чувства, но их глаза, губы и тела выступали лучшими оппонентами.
Теперь дом тих, пыль лежит тут и там – на полках, на стеклянном столе, укрывает толстым слоем брошенный спортивный журнал, который читал Гэри, и книгу Коэльё, любимого автора Франциско – они ждали Джонатана тогда, прижавшись спинами друг к другу сидели на светло-бежевом диване - и ждали.
Франциско вспоминал, как в тот день, вернувшись с кладбища, проводил пальцами по корешкам книг и разбросанным на столе распечаткам текста – ирландец читал им отрывки из своих ролей, расхаживал по комнате, жестикулировал.
Франциско был в восторге от всего, что тот делал. Гэри же без смущения и тени милосердия высказывался, как, по его мнению, нужно играть сцену или изображать персонажа. Они спорили, бывало, до хрипоты. Порой это заканчивалось словами: «Лучше не берись за эту роль!» и «Иди к черту, умник!»
Юный танцор переворачивал одну фотографию за другой. Он не мог видеть улыбающееся или раздевающее глазами родное лицо. Он клял себя за предательство, но не мог.
«Прости меня, Джонни…»
Франциско – измотанный и опустошенный – опустился на ступени между вторым и первым этажом, сбегающими в холл. Он мелко дрожал от озноба и кусал губы. Горячие капли вырвались на свободу и сбежали по щекам.
Когда юноша услышал звук открывающейся двери, то поспешно утер следы своего бессилия манжетой черной рубашки. Вошедший Гэри, одетый в черный костюм с черным же галстуком, бросил на него взгляд и поспешно отвернулся. Он не хотел видеть того, кто напоминал ему о горькой потере.
Первый год они едва ли разговаривали. Каждый погрузился в работу, стремясь забыться. Гэри на удивление мало пил. Они оба попросили друзей оставить их, и все надеялись, что это на время. Обычно подсылали со звонком к Франциско, но в ответ раздавался все тот же обесцвеченный голос: «Спасибо. У нас все по-прежнему».
Однажды Гэри спросил испанца, хочет ли он, чтобы они продолжали жить вместе. И тот ответил «да». Он не объяснял ничего, как и Стретч, но оба, видимо, думали об одном и том же – это их проклятие за то, что не уберегли Джонатана – и не важно, что они не были рядом в момент катастрофы, и не важно, что никто из них не мог предречь возгорания турбин самолета. И не важно, что не у них одних было горе. Их проклятие – мучаться каждый день, встречая друг друга там, где они были счастливы все втроем, и их счастье – хранить память о нем, об их взбалмошном взрывном немного чокнутом Джоне.
Спустя полгода Франциско расставил на прежние места все фотографии и добавил пару афиш. Увидев это, Гэри не сказал ни слова, он ушел на свою негласную половину дома и заперся там. На утро Франциско едва разбудил его, напившегося виски в стельку.
А юноше стало чуть легче: он говорил с фотографиями, гладил пальцами полиграфические губы Джонни и прижимался щекой к бумаге. Он бесконечно тосковал и, чтобы это не убило его, он говорил с Джонни, не надеясь получить ответ…
Однако получил его тридцать первого октября, в один год со смертью любимого, в день, когда на улицах бродила веселая полупьяная нечисть, а дети пели песни и портили зубы конфетами.
Франциско тогда захотелось украсить их поблекший дом. Он съездил в магазин и купил гирлянды из летучих мышей и несколько весело скалящихся тыкв, и даже светильник-привидение, свет из глаз которого вращался, образуя на стене пятна в виде тех же нетопырей и тыкв.
Комнату Джонни он тоже украсил и зажег несколько свечей в резных тыквах.
Он услышал, как приехал домой Гэри и сразу же исчез, хлопнув дверью в свою комнату.
Франциско опустился на ковер и обхватил колени руками.
- Я так соскучился, - прошептал он севшим голосом. – Джонни, ты знаешь, Гэри стал такой сердитый. Наверное, он из-за фотографий сердится. Он слишком тебя любит, а я делаю ему так больно, Джонни, так больно…
Юноша расплакался беззвучно и горько. Он редко позволял себе такую вольность, но когда это случалось, он мог плакать подолгу. На утро Гэри встречал его презрительным взглядом, в ответ на извиняющийся, принадлежащий Франциско. Гэри никогда не плакал. Его душу и раньше нельзя было назвать ранимой, но теперь она окаменела.
Проплакавшись, он открыл глаза, и замер, и, спустя мгновение, потер их кулаками.
Перед ним в воздухе висела зажженная свеча-тыква. Воск стекал по рыжим бокам и падал на ковер.
Франциско сидел и просто смотрел на свечу. Его сознание стало пустым, не способным понять происходящее.
Свеча подплыла к нему поближе.
- Протяни ладони, Фран, - услышал он голос, который не возможно было забыть.
Мальчик медленно склонил голову, прислушиваясь, думая – не сошел ли он с ума.
- Это я, Фран.
Юный испанец с трудом сглотнул. Слезы полились из его глаз, рыдания вырывались из горла булькающими звуками, он уронил лицо в ладони и затрясся всем телом.
К своему страху он ощутил ладони, гладящие его по плечам. Знакомые пальцы, такие сильные для такого худого тела.
Затем одна незримая рука обвила юношу за плечи, а другая прижала его голову к плечу – столь же невидимому, но ощутимому.
Франциско боялся открыть глаза, боялся, что все закончится, и уже не боялся, а хотел, чтобы это безумие осталось с ним навсегда. «Я сошел с ума! Господи, спасибо тебе!»
- Фран, ты не сошел с ума. И, тем не менее, это действительно я.
Юноша не открывая глаз прошептал, давясь слезами:
- Почему… ты не приходил… раньше…
Губы коснулись маленькой мочки.
- Я не мог. Я должен был знать, что у вас все хорошо, и что вы вместе. Я надеялся, что вы не будете так убиваться. Глупые вы оба, ни на минуту оставить нельзя.
- Джонни… - юноша обхватил руками шею призрака, прижался губами к щеке и почувствовал соленую влагу. – Я чувствую тебя..!
- Да. Потому что ты хочешь этого.
- Ты теперь всегда будешь рядом?.. хотя бы так…
- Нет, малыш, - дыхание шевельнуло волосы цвета горького шоколада.
«Дыхание..? – изумился Франциско. – Как же… он же призрак… К черту вопросы! Это ведь наш Джонни!»
- Я смогу бывать с вами в этом месте только в День всех святых, когда многих по зову отправляют на побывку. Но я постараюсь приходить и во снах. Это возможно, если ты захочешь.
- А Гэри...! – Франциско дернулся, не желая покидать объятия Джонатана и в тоже время беспокоясь о старшем.
Полные губы ткнулись мальчику в шею. Франциско помнил, как живой Джонни делал это: утыкался в его плечо губами, глядя исподлобья на Гэри, говоря ему что-то.
- Я ему больше не нужен. Он хочет избавиться от меня…
Испанец вскочил.
- Я позову его! – и выбежал за дверь.
Франциско влетел в комнату мужчины.
- Гэри!.. – он задыхался от волнения и гонки по лестничным пролетам. – Там Джонни, Гэри! Идем! Ты сам поймешь..!
Стретч посмотрел на юношу тяжелым взглядом.
- Ты спятил?
- Нет же, Гэри! Нет! Сегодня День всех святых! И Джонни смог придти к нам! – понимая, что мужчина считает его сумасшедшим, Франциско упал перед ним на колени и вцепился в штанины, едва не плача от горя – Джонни пришел, а Гэри не ощутит его, не услышит. – Гэри..! Ты ведь доверял мне раньше!..
Тот поднялся из кресла и, крепко взяв Франциско за предплечье, едва не вывернув его, выволок того за дверь.
- Убирайся вон, чертов псих, - выплюнул Стретч и захлопнул дверь.
Когда Франциско вернулся в свою комнату, призрака там уже не было. Юноша решил, что и вправду сошел с ума.
А ночью ему приснился сон.
Они с Джонатаном сидели на берегу океана, набегавшего волнами на песчаную косу, принося обрывки водорослей и ракушки. Ирландец расположился за спиной юноши, посадив его в колыбель своих сложенных по-турецки ног и обхватив руками, а Франциско, лучась счастливым умиротворением, прислонился макушкой к тощей, торчащей из-под кожи ключице. Он закрыл глаза и просто слушал океан и голос Джонни, тихо напевающий что-то.
Они услышали шаги. Франциско обернулся и увидел стоящего рядом Гэри, одетого в черный костюм.
Гэри удивили перемены, произошедшие с мальчиком. Он следил за его танцами на кухне, когда Франциско мурлыча под нос песенку, которую часто пел Джон, что-то из «Бархатного прииска», поливал цветы или, сверяясь с книгой, готовил очередной изыск. За тем, как юноша смотрел телевизор и смеялся – да, смеялся! – над героями юмористического ток-шоу. И при этом он не переставал любоваться фотографиями Джонатана, которые самого Стретча сводили с ума. Однажды он не выдержал и, прихватив мальчика за грудки, приподнял испанца в воздух.
- Твою мать, Фран! Ты совсем рехнулся или потерял совесть? Твой траур был столь недолговечен?!
Франциско уцепился рукой за мощный бицепс.
- Я все время говорил тебе правду, Гэри. Он приходит ко мне во сне и тогда, на прошлый Хэллоуин, он был ощутим, хоть и не видим. Ты можешь не верить, можешь сдать меня в психушку, но тебе не станет легче. А мне стало. Потому что пусть он не в этом мире, пусть он бестелесный, но это наш Джонни!
Взгляд юноши был решительным и твердым. Гэри опустил его и убрал руку.
Плечи мужчины поникли, когда он направился к себе в комнату.
- Тебе нужно поверить, Гэри! Помнишь, мы же смотрели передачу о призраках и полтергейсте! Это не вымысел, Гэри! Поверь в него!
Стретч ничего не сказал.
Спустя неделю они спали вместе, обнявшись, вжимаясь друг в друга так тесно, что меж ними не возможно было просунуть ладонь. Чем ближе они будут, тем ярче будет их сон, так им казалось. Они были вместе по ту сторону реальности. Как раньше – втроем.
А потом пришло время Хэллоуина.
Франциско смущенно смотрел на Гэри, обвившего руками воздух и с дикой страстью, широко открывая рот, хватающего воздух, глубоко его целуя.
Их Джонни был с ними, рядом, во снах и лишь один день в году – ощутимый, узнаваемый. Словно приходящий навестить. Для Франциско и Гэри старинный кельтский праздник обрел особенное значение – в этот день любимый был с ними, они сжимали его в объятиях и говорили, смеялись, радовались. Джонни никогда не рассказывал о том, что находится по ту сторону, они и не спрашивали его. Времени было так мало, а желание ощущать его кожу, гладя пальцами воздух, было неутолимым.
Вот и сегодня они ждали прихода Джонатана, раскинувшись звездами на полу в его комнате в окружении гирлянд из ведьм и привидений, под шум дождя и дрожащий свет грустно улыбающихся тыкв. Их глаза были закрыты, а чувства обострены.
Вот колыхнулась занавеска, и тихий смех заставил сердца двух мужчин забиться быстрее.
- Ребята, я так соскучился! Угадайте, кого я поцелую первым…
Конец.