О том, что можно считать счастьем.

[ATG-and-others]

Название: Счастлив ли ты, Александр?
Автор: Masudi
Фандом: Александр Македонский
Пейринг: нет
От автора: В подарок  КаМея на ее прошедший ДР и к давнему разговору с  Lavern о счастье.


343 год до н.э., Миеза
В успокоительной прохладе одного из учебных портиков Нимфайона македонский басилид Александр нетерпеливо ждет, когда его учитель перепишет ему еврипидовскую Медею. Он постоянно громко вздыхает, рассматривая таблички и свитки, в бессистемной куче сваленных на столики с бронзовыми ножками в виде львиных голов, с дежурно оскаленной пастью. Легкий ветер приносит не только сладкие запахи домашних пекарен Миезы, цветущих деревьев, усыпанных гроздьями пастельных тонов, но и невнятный шум внешнего мира. Тепло божественного светила обнимает своими струящимися касаниями землю, проверяюще проникая прямыми лучами даже в портики.
Аристотель постоянно что-то переписывает Александру, он терпеливо вводит юношу в чудесный мир аттических художественных форм. Ну, а Еврипида, почетного друга македонской царской семьи, Александр просто обязан знать. Македоняне гордятся тем, что этот угрюмый поэт свой последний приют нашел при дворе Архелая. Афиняне, чванливые пижоны, так до конца и не оценившие гений этого мрачного и нелюдимого трагика, отказали Еврипиду даже в погребении на земле Аттики, и он был с большим почетом похоронен в Македонии.
-Его называют философом на сцене, - Аристотель продолжает степенный рассказ о Еврипиде, проверяя переписанные слова колхидянки «Нежданное обрушилось несчастье. Раздавлена я им и умереть хотела бы - дыхание мне мука». - Человек Еврипида одинок, он в постоянных душевных метаниях. Вот и Медея. Ее страдания усиливаются еще больше от осознания полного одиночества.
- Ее бросил муж, - отвечает Александр, пробегая глазами строчки Геродота о Персии, огромной богатой стране, раскинувшейся плотным полотном своего могущества далеко за морем. – Мучимая жаждой мести она убивает соперницу, а потом вынуждена убить своих детей. Волею Рока эта страдающая женщина превращается в демоническое существо. Да, она больше не царица, ее постигло несчастье.
Аристотель молчит. Александр чувствует, что учитель почему-то недоволен его ответом, но басилид и правда так считает – Медея была царицей, а сейчас перестала быть ею. Муж разлюбил ее, и женился на другой. И ее дети могут не унаследовать трон отца. А что может быть ужаснее для сыновей царя? Сын Олимпиады очень хорошо понимает это.
-Счастлив ли ты, Александр? - неожиданно спрашивает учитель. Наглая сойка, именем которой эллины называли бесстыжих женщин и юношей, сидящая на низкой ветке среди пахучего ранетного цвета, пристально рассматривает невысокого юношу, недоуменно оглянувшегося на щеголеватого мужчину.
Сын Филиппа задумывается.
- Ты говоришь, что для счастья необходимы мудрость, рассудительность, мужество, ровность, остроумие… Все это у меня есть, или будет. Ты научишь меня этому, - высокомерно добавляет он, склонив голову. Каштановые волосы, поймав прикосновения Гелиоса, переливаются медной рыжиной.
Учитель, поглаживая нагретое золото широких браслетов на своем запястье, довольно кивает головой – ему нравится острый ум басилида, его умение рассуждать и жажда к знаниям.
- Ты учишь, что счастье - это высшая добродетель, и дается не каждому. "Счастье - высшее благо, доставляющее высшее удовольствие". Еще ты говоришь, что среди множества целей у человека должна быть одна, самая главная. Такой высшей целью и главной ценностью в жизни человека является счастье. А я хочу завоевать весь мир, - скосив взгляд на строчки галикарнасца о Персии, спокойно заявляет сын Филиппа.
-Зачем? – терпеливо задает вопрос учитель
Александр, не сдержавшись, притоптывает ногой.
-Когда завоюю весь мир, я буду счастлив, - упрямо отвечает он, - война, успешная война и победа в ней - высшая ценность и удовольствие для мужчины. А счастье и есть высшая ценность, ты сам говорил это.
- А что даст тебе ощущение счастья, если ты завоюешь весь мир? Поклонение? Несметные богатства мира? Самые прекрасные рабы и рабыни?
-Весь мир будет у моих ног, - пожимает плечами юноша, - мой отец постоянно воюет, чтобы укрепить Македонию. А я завоюю весь мир. И буду счастлив.
-Иди, юноша, - легко машет рукой философ. Гелиос, коснувшись ярких бликов разноцветных самоцветов в перстнях Стагирита, забавляется игрой цвета. - Будет ли это счастьем - рассудит время..
Александр с нескрываемым облегчением выскакивает из портика, и выбегает на узкую дорожку, где его ждет высокий Гефестион, пытающийся сбить прутиком молочные соцветия боярышника. Они оба, перебросившись незначительными фразами, устремляются к стайке своих товарищей. Быстрее, быстрее, к шумному Алиакмону - купаться, ныряя в его сильные потоки и, дружно хохоча, неумело ловить руками серебристую рыбку.
Аристотель смотрит вслед друзьям, добродушно усмехается в небольшую аккуратно подстриженную бородку и опять садится за свои свитки.


323 год до н.э. Вавилон.

-Царь, - радушно улыбается Медий, разводя руками в стороны, - посети мой дом - роскошные танцовщики и танцовщицы, ловкие акробатки, славные кифаристы. Они осчастливят тебя.
Александр молча вертит в руках мягкие позолоченные кисточки от широкого пояса кричащего персидского облачения. Он плохо выглядит, очень плохо - остриженные волосы, с торчащими сухими жесткими кончиками, глаза, опухшие после беспробудного печального пьянства. Он давно не похож на того блистательного молодого мужчину на колеснице победителя. Щедро осыпаемого розами и с трудом подавляющего во взгляде пламя восхищения от величественности города, покорно сдавшегося ему - с широкими и неприступными стенами; просторными террасами, кажущимися пронзительно белоснежными среди зелени пышных садов; с монументальными зиккуратами; с царским дворцом, стоящим незыблемой синей глыбой правильной формы посреди золотого зноя.
Несколько месяцев назад он потерял близкого человека. Самого близкого.
Догорающий костер, повторяющий тот знаменитый Мавсолей, так поразивший воображение молодого Александра, забрал с собой не только прямо вытянувшееся в своей безжизненности тело мертвого человека – самого близкого и такого дорогого. Огонь, поразивший даже халдеев, которые ничему никогда не удивлялись, унес с собой последние сомнения в своем полном одиночестве, оставив царю мира дела, сразу ставшие ненужными. Бесконечные просторные переходы, которые, казалось, никуда не ведут, а просто составляют причудливый лабиринт дворца. Огромные пустые залы, залитые солнцем. Почтительных и услужливых евнухов. Бесконечные поклоны и помпезные приемы в пышном шатре. Сияющую охрану вокруг.
И пустоту.
- Счастлив ли ты, Александр? - неожиданно раздается в голове голос его учителя.
Он уже давно не видел Аристотеля. Сначала настойчиво звал к себе, потом отношения стали резко ухудшаться. Особенно после дурацкой речи Каллисфена, рассчитанной не на царя, а на пьяных греческих сотрапезников.
Он так был счастлив тогда - в Миезе. Где он был окружен друзьями, делился с ними планами, и они совершенно искренне понимали и поддерживали его. Да, да, давно забытое длительное ощущение счастья, заполняющее грудь.
Вот он, мир лежит у ног. Захлебнувшийся в слезах и крови, страхе и ненависти. Готовый выполнить любое твое пожелание. Послы со всех сторон света, в судорожных поисках невыгодного союза, заискивающе протягивающие золотые венки. Униженно ползущие на коленях, приносящие пышные дары своему новому повелителю.
Что тебе еще надо, Александр? Почему ты неудовлетворен? Почему ты подолгу смотришь на Вавилон, столицу своей новой империи, покорно журчащий разными голосами, готовый замолкнуть или взреветь по одному взмаху твоей руки, готовый распластаться у твоих ног, как самый послушный и опытный царедворец? Почему ты безуспешно пытаешь ощутить то забытое и затерянное чувство, давно забытое ощущение счастья?
Мир у твоих ног. Пей свою власть – широкими глотками человека исстрадавшегося от жажды, тупыми иголками впившейся в горло. Как ты пьешь каждую ночь сладкое темно-рубиновое вино, пытаясь хотя бы ненадолго забыть о своем одиночестве.
О бездонном одиночестве, окруженном плотным кольцом почтительного шепота, раболепного обращения и жадных взглядов, ищущих объедков твоего внимания, великий царь Александр.
-Счастлив ли ты, Александр? – спрашивает сам себя царь мира, оглядываясь и глядя на Вавилон, погружающийся в успокоительные предсумереки.
И все еще ощущая едкую гарь сгоревшего прошлого.
Он что-то упустил, что-то не уловил, бесконечно воюя и постоянно стремясь туда, на восток, к краю Ойкумены. И сейчас Александр, хмуря брови выгоревшие за годы длительного похода, пытается понять, почему он завоевал мир, но... не может сказать, что счастлив.
"Надо вызвать в Вавилон Аристотеля..." - думает царь, - "я хочу, чтобы он объяснил мне … Завтра вызову."
И отправляется в дом Медия.