Трое: я, он, и его тень

[ATG-and-others]

ТРОЕ: Я, ОН И ЕГО ТЕНЬ



История вторая. Кот, который гуляет сам по себе.



Фэндом: «Александр и Ко».

Пэйринг: Александр, Гефестион, Багоас и другие.

Жанр: драмором (то ли драма с элементом романса, то ли романс, приправленный драмой).

Рейтинг: отсутствует. кажется...

Ворнинги: Нет.

Саммари: Сплошное издевательство над историей и географией. Заговоры, матримониальные планы, царь в опасности, а у Багоаса – хвост!

Дисклеймер: Ничего не моё, все свои собственные.



Часть 1. Утро.



Он всегда просыпается до рассвета. Он приучил себя к этому. Его утренние часы наполнены заботой о другом, его дни суетны, его ночи беспокойны – по ночам он редко принадлежит себе. Вот уже долгие годы лишь когда на грешную землю опускается царство лени – в эти несколько предрассветных минуток – он открывает глаза, и, не накидывая покрывала, как есть – нагой, или в долгополой рубахе - выходит из своего или чужого жилища/покоев/шатра, поднимает лицо к сумеречному небу и глубоко вдыхает самый чистый и самый нежный воздух. И становится самим собой. Но стоит первым бледным отблескам ещё далёкого солнца чуть подкрасить горизонт, как в мире наступает жизнь, а он превращается в чужака. Возвращается в своё или чужое жилище/покои/шатёр, убирает себя, рисует на лице маску, скрывает золотом и блеском усталость и печаль, и вновь его зовут Багоас.

Иногда, очень редко, ему приходит мысль, что его давно никто не называл по имени ласково. А может ли вообще его имя звучать ласково? Он этого не помнит.

Этим утром было прохладно. Перс, одетый в простую льняную рубаху до пят, стоял на маленьком балконе, ежась от свежего ветра, и ожидал появления солнца. Вода в бочке за ночь покрылась тончайшим льдом. Багоас нехотя разбил прозрачную корку, поплескал себе в лицо. Бррр! Он старался не думать о предстоящем долгом и суматошном дне. Сегодня приезжают гости. Сатрап одного приграничного царства с дочерью. Хочет заключить с Александром военный союз. Ха, дураку ясно, какой именно союз нужен чужому царю. Вопрос, что думает по этому поводу ЕГО царь?

Пора. Багоас ещё чуть-чуть побыл самим собой и с сожалением вернулся в маленькую комнатку, в данный момент принадлежавшую ему: низкий потолок, очаг, голые каменные стены, узкая кровать. Кровать-не-для-двоих. Он с трудом на ней умещался, но сам выбрал её – ложе только для себя.

Евнух заплёл густые непослушные волосы в толстую косу, надел длинное чёрное платье из тонкой шерсти, мягкие кожаные туфли, расшитые яркими нитями и бусинами: его маленькая слабость. Ноги танцора надо беречь. Он ходит медленно и плавно, шаги настолько малы, что обуви всё равно не будет видно. Он не глядит в зеркало – круглую полированную пластину из меди – сейчас в его красоте нет нужды. Багоас идёт будить своего хозяина, который запрещает называть себя так, заблуждаясь, что тем самым дарует евнуху свободу. Персидский раб по-настоящему стал рабом в тот момент, когда согласился быть рядом с величайшим из людей.

Вскипятив набранную этой ночью чистейшую родниковую воду, Багоас заварил бодрящие травы, собственноручно собранные для Аль-Скандира. Здесь же, в каменном очаге, быстро напёк ароматных сладких лепёшек - Аль-Скандир не любит много есть по утрам. Будь воля Багоаса, он бы сам готовил всю подаваемую хозяину еду. Царь верит своим поварам, а перс - нет.

У дальней стены его комнатки стоят два больших деревянных сундука. Один – для одежд Багоаса. Другой – особенный – для вещей Аль-Скандира. Туда евнух кладёт маленькие букетики диких цветов и трав.

Рядом с сундуком – тяжёлый медный кувшин с водой для умывания. Багоас добавляет туда масла и отвары: чтобы огрубевшая кожа Аль-Скандира становилась мягкой и гладкой. А кто ещё позаботится об этом? Аль-Скандир вряд ли замечает едва уловимый аромат, но Багоасу всё равно: потому что так пахнет его любовь к величайшему из людей.

Повесив на плечо свежее полотенце, взяв в одну руку поднос с питьём и едой, а в другую – тяжёлый кувшин, Багоас начинает не-своё утро.



***

Никто никогда не узнает, что больше всего на свете молчаливый евнух боится заходить в покои царя по утрам. Из раза в раз его сердце замирает и грозит вновь остановиться, когда телохранители отворяют перед ним тяжёлые двери. Изо дня в день его сердце кричит: «Пусть бы он был один! Пусть бы он был один!». Из утра в утро Багоас на мгновение зажмуривается и лишь потом набирается смелости открыть глаза и взглянуть на царское ложе.

Потому что рядом с Аль-Скандиром может спять хозяин его сердца. И хуже этого ничего нет для Багоаса. Потому что тогда он поставит свою ношу, и должен будет первым разбудить врага. Потому что иначе царь осердится на своего мальчика. Потому что, если Аль-Скандир вместе с Гефестионом, он всегда сердится на Багоаса. И тогда перс ещё больше ненавидит македонца. Потому что враг лишает его единственной радости в жизни: смотреть на Аль-Скандира не опуская глаз, смело и открыто, не пряча любви и нежности. Он лишает его радости поймать дыхание господина и коснуться кончиками пальцев щеки господина и едва слышно прошептать: «Пора вставать, Аль-Скандир».

И ничего не может быть хуже для Багоаса, чем дотронуться до плеча хозяина сердца Аль-Скандира. И увидеть, как тот откроет глаза и нахмурится, а после - улыбнётся. И признать, что должен уйти. И уйти. И стоять за дверью, под насмешливыми взглядами телохранителей. И ждать, пока враг выйдет, разделив с Аль-Скандиром принесённую царю еду и питьё. И только потом, опустив лицо, войти и понять, что помощь евнуха уже не нужна.

Но никто никогда не узнает, чего больше всего на свете боится Багоас.



***

Сегодня царь спал один, и Багоас шумно, с облегчением вздохнул. Осторожно поставил поднос на низкий столик: он сам приволок его в царские покои, потому что большой стол всегда завален бумагами. Никто, кроме него не озаботился тем, что царю негде позавтракать.

Аль-Скандир лежал на боку, солнце, проникавшее сквозь тяжёлые занавеси, золотило его щеки. Багоас опустился на колени, разглядывая самое дорогое и бесконечно любимое лицо. Вот этой морщинки раньше не было. А это что? Неужто седой волос на виске? Рано… Так рано… Впрочем… Ему ли не знать, что бывает ещё раньше…

Багоас смочил пальцы в кувшине, и осторожно капнул ароматной водой на потрескавшиеся, плотно сжатые губы. Аль-Скандир вздрогнул, но, не просыпаясь, слизал каплю. Багоас провёл влажными пальцами по лбу царя, коснулся колючего подбородка.

- Пора вставать, Аль-Скандир, - тихо позвал он.

Царь открыл глаза. На какое-то мгновение их взгляды встретились, как встречались всегда, и как всегда, Багоас тут же опустил лицо, быстро поднялся и отошёл от царского ложа.

- Пора вставать Аль-Скандир.

Пока царь поднимался, потягиваясь, Багоас собирал для него одежду.

- Багоас, ты подглядываешь, - насмешливо и ласково.

Евнух покраснел. Ну почему он всегда краснеет? Будто никогда прежде не видел Аль-Скандира нагим.

Они прошли в купальню. Багоас лил из кувшина воду в подставленные Александром ладони, затем помог ему облачиться в тунику, прекрасно зная, что его помощь не нужна – царь привык всё делать сам. И всё же, каждый день Багоас неизменно находился рядом, возясь с застёжками, поправляя, одёргивая, словно Аль-Скандир так простоит целый день, будто греческая статуя, а тщательно разглаженные одежды не изомнутся за первые несколько часов многотрудного дня македонского и персидского царя.

Они никогда не говорят по утрам – в этом нет нужды. Но молчание почему-то не тяготит. Хотя иногда Багоас задумывается – а замечает ли царь вообще его присутствие? И не находит ответа.

Пока царь ел, евнух убрал его постель, ежесекундно борясь с желанием прижаться лицом к подушке, хранившей запах Аль-Скандира, и дышать, дышать, дышать…

Когда ложе было заправлено, Багоас наконец заметил, что царь пристально его разглядывает.

- Аль-Скандир?

Тот быстро отвёл глаза, вздохнув.

- Нет, ничего… Сегодня будет нелёгкий день. Всё готово?

- Да, Аль-Скандир.

- Позови ко мне Птолемея и Гефестиона. Если они только встали, пусть сюда принесут еды. И ещё, отправляйся в сокровищницу… Подбери что-нибудь для наших гостей… Для гостьи… Что-нибудь…

- Достойное царской дочери, но не царицы?

- Мой мальчик, - Александр улыбнулся. – Ты как всегда догадлив.

Багоас поклонился и направился к выходу. Сердце ликовало – по крайней мере, его царь не горит желанием немедленно жениться!

- Багоас!

- Да, Аль-Скандир? – евнух обернулся в дверях.

- Нет… Ничего… Иди. Постой… возьми с собой Перитаса.

Большая чёрная морда, услышав своё имя, высунулась из-под кровати.



Продолжение следует