Борьба Мегаса с зеленым змием

[DeeLatener]

Начинаем потихоньку выкладывать грецкия фотки.

Эту вывеску или рекламу или пропагандистский постер мы нашли в подворотне Афин (Плака). Кликабельно

---

[*Manwe*]

это единственное, на что меня сегодня хватило...

имхо..довольно слабые по сравнению с предыдущими.



Дарию.



Кто теперь поклонится тебе?

Розовой водой омоет ступни?

Я отныне царь в твоей стране,

Ты же ими преданный, преступник.



Кто посмел глумиться над тобой?

Ты великим был, и им остался,

За персидский следовать звездой,

Я когда-то воинам поклялся.



Не клеймить печатью, как раба,

Не желать проклятий и позора,

Кто же знал, что такова судьба

Искупленья нет без приговора.



Нет неправых, виноватых нет.

Мы цари, над нами рок не властен.

Нет твоей империи и бед,

Для меня ты больше не опасен.



Я сниму багрово-красный плащ,

Будто лужей жидкой алой крови,

Не оставлю , как раба лежать,

А как друга павшего прикрою.



Впредь, твои враги-мои враги,

Пусть получат царские награды,

И на мертвом берегу реки,

У Аида все им будут рады.



Я твою семью оставлю жить,

Как положено по праву государства,

Оборвалась тоненькая нить,

И владыка новый есть у царства.



Но как прежде серебрится свет,

Ярок диск Селены над балконом.

Без свершений нашей жизни нет,

Видишь, что случилось с твоим домом?



Мы рабы судьи, но я борюсь.

Узелки рублю на ткани судеб,

Но когда ты умер, я склонюсь.

После смерти о делах не судят.



-----



(предсмертные мысли Гефа)





Я завтра буду здоров,

Мы вместе встретим рассвет,

Не знаю прощальных слов,

Но вечности больше нет.



Ты солнцу подобен и сну,

Ты греешь надеждой сердца.

Но дальше идти одному,

С тобой мне не быть до конца.



Мне большо смотреть на тебя.

Глаза застилает туман.

Ты только живи без меня,

Прости мой последний обман...



(с) 24-05-06

---

Просто Кася

[Tounezz]

Касьманьячу помаленьку...

---

читать всем!

[*Manwe*]

братик кинул мне ссылку...я ржал.. чес.слово...



http://www.exler.ru/films/06-12-2004.htm

---

[desert_garden]

Новый купальный сезон прошу считать открытым







название: Встретимся в следующей жизни. Часть 2. Глава 1.

имя автора: Bagoas-alter-ego

фэндом: Alexander the Great, историческая личность и мифологический герой

рейтинг: НЦ-17

summary: А в Греции все есть... во истину.

от автора: Александр, Гефестион, Багоас принадлежат истории, однако мой взгляд на них как автора достаточно своеобразен и любые несоответствия исторической справедливости прошу воспринимать как художественную интерпритацию образов. Любое использование текста целиком, или отдельных его частей, возможно только с согласия автора.

посвящения: всем моим любимым, драгоценным читателям, спасибо вам, за поддержку, вдохновение, понимание и просто за то, что вы есть. Эту главу вы читаете только благодаря себе самим, я бы не решилась без вас Люблю

"Купание красного коня"

1. «Купание красного коня».





В распахнутую настежь дверь вместе с обжигающим, пыльным полуденным маревом ворвался еще более жгучий юный брюнет, вороша руками непослушную копну волос, примятую ярко-красной кепкой с поднявшимся на дыбы скакуном.

Огромная комната с высоким потолком хранила под своими каменными сводами бесценную для этих мест прохладу и располагала к отдыху, коему и придавался с книжкой в руках приятный молодой человек лет двадцати восьми с отливающими золотом, слегка вьющимися волосами, атлетичного сложения смягченного свободным льняным одеянием.

- Э… - Гефестион принюхался и, сморщившись, поинтересовался: - Принц, чем это от тебя пахнет?

Новоприбывший обнюхал себя по-собачьи и с невинным видом сообщил:

- Скорее всего, тормозной жидкостью, шланг к левому переднему колесу порвался, - парень совершенно уникально сочетал в себе врожденную элегантность, с редкостной небрежностью, плавно переходящей в неряшливость.

При этом он с любопытством осмотрел свои руки, перепачканные по локоть неясной черной субстанцией, напоминающей мазут, и очень трогательно обтер их о рваные, видимо, не знавшие стирки со дня покупки, штаны от Versace, от чего ни те, ни другие, чище не стали.

Гефестион, будучи помешан на чистоте, обреченно вздохнул, покачивая головой.

- Почему бы тебе не принять душ и не постирать одежду, у нас есть стиральная машина.

Парень лениво потянулся, обдумывая это предложение, одновременно поглаживая плоское пузико, оголенное задравшейся короткой майкой. Поднявшись ладонью повыше, безотчетно потрогал свои соски, те затвердели и вызывающе топорщились, явно что-то предчувствуя.

Из кухни, расположенной с противоположной от входа стороны гостиной, с парой запотевших банок пива в руках вышел еще один обитатель старинной усадьбы, белокурый американец того же возраста, что и Гефестион. Одну он протянул рыжеволосому мужчине, кивнувшему в знак благодарности, вторую предложил Принцу. Тот отрицательно помотал головой: он недолюбливал алкоголь, зато, завидев на низком журнальном столике с толстым стеклом пачку сигарет, вытянул одну. Терпеливо дождался, когда Александр догадается чиркнуть зажигалкой, и с наслаждением затянулся. Он обожал курить, это давало ему ощущение взрослости.

- Ну, о чем воркуете? – поинтересовался блондин.

Мужчина, развалившийся на большом замшевом диване, ответил, тыкая пальцем в мальчишку, забравшегося с ногами на табуретку.

«Как он только там уместился?» невольно поймал себя на мысли голубоглазый молодой человек, дергая жестяное колечко.

- Давно я не видел такого грязнулю.

Принц негодующе вытаращился на него, придумывая, чем бы ответить на этот, по его мнению, коварный навет.

- Ладно, ладно, - Александр отставил банку и потрепал угольно-черную голову, поблескивающую кристалликами морской соли, - придержи лошадей.

Он наклонился и провел большим пальцем по мягким, пухлым губам, и они раскрылись на встречу его прикосновению.

Вторая рука Александра скользнула под тяжелую гущу волос и обхватила тонкую, нежную шею, влажную под душной толщей спутанных кудрей. Парень задышал чаще, его веки внезапно налились свинцом, стремясь сомкнуться.

Александр замер, наблюдая, как быстро Принц откликается на нечаянные прикосновения, он весь буквально сочился сексом, пробуждая в мужчине древнейшую из эмоций – желание.

- Геф, тебе не кажется, что нам стоит ребенка выкупать. Он невыносимо воняет какой-то гадостью.

- О, нам придется потрудиться!

Большой, высокий, широкоплечий Гефестион неожиданно легко и даже как-то грациозно поднялся с дивана и опустился на колени рядом с соблазнительным «грязнулей». Хитро оскалясь улыбкой Чеширского кота, он откинул упавшую на бронзовое лицо огненную прядь, и аккуратно спустил с табуретки ногу мальчика, снимая с нее тонкую, почти невесомую тапочку, естественно украшенную эмблемой Ferrari. В его насмешливых глазах прыгали чертики, непомерная сексуальность юного перса всегда веселила его.

- Однако это может стоить того.

Он подмигнул Александру и взялся за вторую стройную ножку.

- Тебе понравиться, поверь мне, - тот был вполне уверен в эротической концовке предстоящих водных процедур.

Улыбнувшись другу, он вытащил из тонких пальцев сигарету и потушил ее в пепельнице, затем стянул с парнишки майку, обнажая поджарый, гибкий торс; Принц с готовностью помог возлюбленному, вытянув руки вверх. Тем временем Гефестион уже взялся за молнию истрепанных джинсов. Звякнув серебристыми зубчиками, он погладил пальцами пушистый холмик нежного лобка, открывшийся его заинтересованному взору ровным треугольничком. Мальчик чуть слышно застонал. Александр глянул на друга выразительно:

- Такими темпами наш ненаглядный рискует не добраться до ванной.

- Вот уж нетушки, в таком виде он от меня ничего не дождется.

Раздетого, американец взял расслабленного парня на руки и направился в маленькую белую комнатку с окном, выходящим в сад, а Гефестион уже выкручивал блестящий хромированный кран горячей воды, клубы пара начали заполнять все вокруг белесой дымкой.

Красавчика засунули в ванную полную благоухающей ванилью пены и мыли в четыре руки, бесцеремонно дергая в разные стороны. Он жмурился, забавно морща нос от летевших брызг, как котенок.

- О боже, Принц, как ты вот это все промываешь? – Гефестион, щедро полив шампунем намокшую тяжелую гриву, не без труда справлялся с толстыми жгутами, слипшимися в однородную глянцевитую массу, - хотя, о чем это я, ты их и не моешь вовсе… впрочем, теперь я тебя понимаю, кажется, это не возможно.

- Да уж, с твоими тремя волосинами куда как легче, – захихикал парень, за что сразу получил оплеуху.

Бывший царь всех царей тем временем занимался не сильно подобающим его былому величию делом: стройным юношеским тельцем, массируя его соблазнительные изгибы мягкой средиземноморской губкой так приятно, что Принц закрыл глаза и блаженно мурлыкал что-то себе под нос.

- Приподнимись, пожалуйста, на коленки, - попросил Александр, - я хочу помыть тебя снизу.

Парень повиновался. Он стоял в густой пене, лопавшейся пузырьками с едва слышным шорохом, стреляя по сторонам глазками, чуть покраснев от прикосновений к своим гениталиям рук мужчины. Александр же, чтобы парень не увлекался, другой рукой взялся навести чистоту с противоположной стороны. Принц коротко вдохнул и попытался уцепиться за гладкую кафельную стену, когда палец взрослого любовника легко проник в его анус, скользя по мыльной поверхности. Александр быстро добрался до выступа простаты мальчика, заставив того застонать и прогнуться в пояснице, насаживаясь поглубже восхитительно округлыми ягодицами. Бросив губку, мужчина другой рукой погладил упругий, соблазнительный зад, проворачивая палец в его глубине, стараясь поплотнее помассировать стенки ануса так, что парень задергался и едва не потерял равновесие на скользкой эмалированной поверхности. Американец подхватил его и усадил обратно, оставив пока сладостную попку в покое.

Александр сидел на коленях перед ванной в легкой рубашке на выпуск и небесно-голубых джинсах. Рукава рубашки он закатал вроде как для того, чтобы не намочить, но его проказливый чернявый возлюбленный нет-нет, да и норовил брызнуть на него почерпнутую из ванны пригоршню душистой воды, намокший хлопок очень скоро соблазнительно прилип к потрясающей мускулатуре.

Его более сухой друг примостился на краю старинной чугунной посудины со смешными ножками в виде львиных лап, стоявшей здесь, видимо, со времен постройки особняка, и по мере намокания американца все чаще бросал на него красноречивые взгляды. Освещенный причудливым узором переливающихся солнечных зайчиков, разбившегося на кусочки в оконной раме света, он сейчас казался пришельцем из сказки в окружении радужных мыльных пузырей и сверкающих россыпью бриллиантов брызг. Светлый и вечно юный образ, что так любил Гефестион. Именно таким был, и всегда будет для него его дорогой филэ...

Решив, что достаточно провозился с гривой мальчишки, Геф смыл пушистую пену наиболее, с его точки зрения, эффективным способом: утопив парня. Когда тот, чихая и отплевываясь, вынырнул на поверхность, его друзья уже держали друг друга в объятиях и страстно целовались. Принц ухмыльнулся:

- Ну-ну, голубки, намочить меня, значит, намочили, а дальше я, значит, сам разбирайся.

Вместо ответа он получил мокрой губкой по лбу, и, со вздохом, полез за бутылкой кондиционера. Перевернув себе на ладошку серебристо-серый с красной полоской бутылек, обладатель роскошных кос добыл лишь пару больших, переливающихся мыльных пузырей.

- Черт, ну и как я теперь расчешусь? Блин!

Принц вылез из воды, куски пены на глазах растворялись на блестящем стройном теле, струями сбегая вниз по шелковистой, оливковой коже. Он собирался проверить в душевой кабинке в противоположном углу ванной комнаты, там должна быть еще бутылка, однако сильные руки перехватили его на пол пути и потянули вниз.

- Куда это ты собрался, такой красивый?

Гефестион, оторвавшись от Александра, обвил скользкую талию мальчика руками и легко уложил его на забрызганный водой мраморный пол, поглядывая на друга лукаво.

- Не кажется ли тебе, о величайший, что прелюдия затянулась?

- Н-да… - сощурился американец, проводя пальцем по всей длине мокрой блестящей ножки, - пожалуй, пора приступать к основному блюду, - и, взявшись за тонкую щиколотку, закинул изящную конечность себе на плечо, устраиваясь между раздвинутых ног мальчика.

Мужчина наклонился и поцеловал сочные, теплые губы. Парень уперся ладонью в его торс, с трепетом ощущая кубики железного пресса. Рука Александра скользнула вниз по длинному бедру к приподнявшимся маленьким ягодицам, дразнившим откровенной доступностью и без того истомленную эротическими играми молодую плоть, жаждавшую уже действия более изысканного соблазна.

Юноша зажмурился, пережидая первые острые ощущения от проникновения, подстраиваясь движениями таза к толчкам любимого под наиболее удобным углом. Спустя несколько минут он задышал часто и ритмично, запрокинув голову.

Гефестион опустился на серый прохладный мрамор рядом с охваченными страстью любовниками. Возбужденный, пытаясь разобраться в своих желаниях, он переводил затуманенный первобытными ощущениями взор медовых глаз с одного прекрасного тела на другое, целуя сначала чуть шероховатые с солоноватым привкусом губы Александра, а потом розовые лепестки сладкого персидского рта.

Принц прочел желанье второго мужчины по его губам. Погладив выпуклое бедро рядом со своим лицом, он прошептал:

- Расстегни брюки, позволь мне поласкать тебя, - и притронулся к внушительному бугорку, натянувшему тонкую ткань в районе паха.

Александр, наслаждавшийся горячей юной попкой, заметил намерение парня и, поощрительно погладив грациозную шею и плечи, перевернул его, ставя на четвереньки.

Стон Гефестиона слился со звуками наслажденья его возлюбленного, когда умелый язычок юного кудесника заскользил по синеватой прожилке, оставляя мокрый, блестящий след на набухшем стволе его члена, а через мгновенье пухлые губы уже охватывали плотным кольцом пурпурную головку, скользя взад-вперед по выступу у ее основания, подчиняясь быстрому ритму задаваемому мощными бедрами сзади.

Совсем отключившись от окружающей действительности, охваченный нетерпеньем, македонец запутался рукой в мокрых волосах, выжимая из смоляных прядей струйки стекающей на пол воды, то толкаясь навстречу подвижным губам, то замирая от невероятного ощущения шелковистой глубины почти полностью всем стволом. Сейчас он жаждал этих глубин более всего на свете, забывшись, почти лишая источник своего наслажденья возможности вздохнуть.

Александр, с восторгом следя за волнами удовольствия, содрогающими тело возлюбленного, обхватил юношу за поясницу, чуть прогибая тонкий стан так, чтобы его член входил до упора, отчего парень терял способность стоять даже на четвереньках, но мужчина с легкостью удерживал на весу трепыхающееся в конвульсиях легкое тело.

Гефестион кончил первым, с глухим стоном изливаясь глубоко в горло парня. Тот не без труда помедлил пару секунд, давая партнеру насладиться сполна ощущениями, и соскользнул с подрагивающего органа, хватая воздух открытым ртом, в изнеможении пытаясь отдышаться, одновременно сглатывая сладковатую сперму. Но как только смог, он снова вернулся к предмету своих забот, облизывая капельки все еще сочившиеся из дырочки на вершине головки.

Потом настал черед американца, конвульсивно дернувшись, прижаться к мокрой от пота спине с проступающей острыми косточками гребенкой позвонков. Придя в себя, мужчина погладил костистую дорожку и поцеловал бархатистую кожу между лопаток:

- Ну что же, дорогуша, теперь ты…

Тяжело дыша и припав лицом к согнутой в локте руке, упирающейся в пол, мальчик обхватил тонкими пальцами свой член, помогая себе достичь разрядки. Обессиленный, Принц повалился на мраморные плиты, прижимаясь щекой к прохладному камню.

Он так и лежал в полузабытьи, поджав коленки, пока мужчины целовались, снимали промокшую одежду и приводили маленькое помещение в порядок, наконец, Александр склонился, нежно приподнимая мальчика:

- Ну, малыш, хватит валяться, - он положил безвольную руку себе на шею, - ухватись за меня, и пойдем в душ.

Парень захлопал длиннющими ресницами и глубоко вздохнув, прижался к любимому.

- Мне нужно прополоскать волосы с кондиционером, - почему-то вспомнил он, - а то не расчесать потом будет.

Мужчина, переглянувшись с заулыбавшимся Гефестионом, рассмеялся этой милейшей наивности.

- Добуду тебе все, что ни попросишь, что бы этот зверь из себя не представлял, хоть из-под земли достану, а сейчас вставай…



Приятно проведенный день, завершался романтичным вечером под большим парусиновым тентом на веранде, где расположились молодые люди, потягивая пиво. Чудесный вид на огненный закат сквозь пышный цвет старых кустов азалий и звон цикад добавляли последние мазки в идиллическую картину их новой жизни, которую они так долго искали, и которой собирались наслаждаться, пока не истечет отпущенный им всесильными богами век, увы, не бесконечной человеческой жизни.

Принц, клевавший носом уже некоторое время, был отправлен спать, а соратники еще посидели, наслаждаясь безмятежным покоем, болтая и смеясь над рассказами Гефа о всяких забавных происшествиях на работе, а затем и Александр, поддаваясь удивительной расслабленности, начал зевать.

- Иди, ложись, не стоит мучиться, я все равно хочу еще немного поработать. Мне ночью лучше думается, – македонец с улыбкой потрепал друга по плечу.

Тот не стал отказываться и, нежно поцеловав филэ в губы, направился в спальню.

Принц, видимо, уже давно спал. Мужчина разделся и осторожно устроился рядом на мягкой постели, обнимая мальчика, тот безотчетно потянулся и обвил руками грудь возлюбленного. Александр с нежностью погладил хрупкое тело, прижавшееся к нему совсем по-детски. Он умильно любовался спокойным, прекрасным ликом. У мальчика была трогательная привычка складывать ладошки лодочкой у самого лица, иногда касаясь тонкими пальчиками пухлых губ.

- Моя девочка, - прошептал он тихо-тихо, не дай бог - услышит сквозь сон, завозмущается. С улыбкой великий царь поцеловал эти нежные пальчики и прошептал еще тише: - Я так люблю тебя.

Это были удивительные ощущения, что Багой дарил ему еще тогда, в простых солдатских шатрах или роскошных дворцовых постелях, а сейчас вот здесь, в уюте их современного дома на отшибе крохотной греческой деревушки, после огненной, «взрослой» страсти - тихую, беззвучную нежность, детские ручки на утомленных слишком насыщенной биографией мускулах.

Как же хорошо теперь просто наслаждаться бесценным даром юной жизни в своих объятиях, не желая ничего большего. Его Индия и его Край Мира, все это было здесь, в ровном дыхании и едва различимом биении маленького сердечка. Голова мужчины чуть склонилась, прикоснувшись золотыми прядями ко лбу юноши, когда американец уснул.

Тихие слова, словно перышки легчайшего пуха, воспарили в ночной бархатистости:

- Я буду для тебя кем угодно, мой Александр…

---

Чем занятся на уроке?

[Tounezz]

Ну вот, опять завел Аристо

О пчелках-бабочках-жуках...

А травы пахнут так душисто

И небо в белых облаках!



Гефестион, куда ты лезешь?

Ты что, забыл, на людях мы!

Так вот о чем ты вечно грезишь

В тени Неарховой кормы!



Что? Нет, уже не возражаю,

Я полностью, всецело за!

Ах, Геф, тебя я обожаю...

Чумть-чуть пониже и назад...



Так... Интенсивней и повыше

(Как хорошо, твою-то мать!)

Ты погляди, как КАську пыжит -

Опять начнет на нас стучать.



Поосторожней с моей нежной кожей

(Ведь это не кирпичная стена)!

Спасибо, знал, что ты поможешь,

Если зачешется спина.

---

[*Manwe*]

Я сегодня буду круче всех!

У Роксаны я стащил подводку.

На меня позариться не грех,

Пей вино, в него подлил я водку!



Потемнело быстро за окном,

Специально я одел халатик.

Знаю, я красивый очень в нем,

Как подарок... мне бы с боку бантик..



Глазки строю, ну не будь тупым,

Отошли Багоя поскорее,

Очи, Сань, разуй, не будь слепым,

Хочешь, я постель тебе согрею?



Тянешься к вину. Опять. Алкаш!

Сколько можно пить когда я рядом?

И когда же ты уймешься, Саш,

Нет одежды больше под халатом!



На балкон? Ну ладно, хоть куда,

Там красиво, ветерок и звезды...

Хочешь полететь со мной туда?

Нет, без травки, я же не про грёзы!



Ты тупишь, как будто рядом Фил,

А мамаша хочет тебе всыпать!

Нет, мой милый, я ещё не пил,

Это у тебя всё мысли: "С кем бы выпить!"



Ухожу! Достал! Лапищи прочь!

Надоело слушать твои бредни.

Я к тебе пришел лишь скрасить ночь,

Так и появляются все сплетни!

-----



Солнца луч слишком ярок для этого дня,

Без тебя навсегда опустел Вавилон,

Я позволил сгореть тебе в жаре огня,

И теперь заливаю потерю вином.



Смерти нет, есть разлука на множество лет,

А избранники встретятся в будущем дне,

Мне судьбой предначертан божественный свет,

Ты меня подожди за чертою во мгле.



Мы прошли в этой жизни до края земли,

Может быть наш поэтому кончился срок?

Мы уходим туда же, откуда пришли,

Это наш на двоих неизведанный рок.



Танцем пляска огня, я взываю к богам,

Дионису, Аресу, Аиду и Зевсу,

Я останусь с тобой, я тебя не отдам,

Только пусто в постели, и мне не согреться..

(с) 18-05-06

---

Tounezz, можно я продолжу?

[Venenum]

Разлука (прода)



Увидел бы филэ, что здесь он творит

Зияя фингалом, раздумывал Клит.



Роксана бежит из шатра со всех ног,

А вслед ей летит, кувыркаясь, сапог.



Статира потерлась, шугаясь, вокруг

И быстро залезла в глубокий сундук.



Царь сеял повсюду смятенье и страх,

Причиной всему был большой недотрах.

---

арт-2

[*Manwe*]

читал я какой-то фик.. ни автора ни названия, увы, не помню, только то, что Геф Александру на д/р каждый раз дарил яблоко..

видимо, меня этот фик очень зацепил., поэтому вот иллюстрация к нему.

имхо, Геф не сильно похож..(рисовалось на коленке, подложив в виде планшетки сборник Законов РФ, во время просмотра =Звонка=. )

---

и про Багоську забывать не надо

[*Manwe*]

Кассандр-Багою.



Персидский мальчик,как звезда гарема,

Наложница, для избранных гостей,

Трагизм в глазах, как в россказнях Гомера,

Изгиб спины, не знающей плетей.



Я говорю стихами, право, глупо,

Я воин, ты же раб, но я ослеп.

Мы, македонцы, на красавцев скупы,

Здесь для меня, ты словно солнца свет.



Один лишь взгляд, иронию я вижу,

И поворот изящной головы,

Себя за эти чувства ненавижу,

Мы все глупы, когда мы влюблены.



Ты не со мной проводишь дни и ночи,

Ты раб царя, а я твой верный раб,

Когда ты рядом, будто день короче,

Зацеловать бы с головы до пят.



В шатер походный затащить средь шума,

Каких-то битв, на них мне наплевать,

И опрокинуть на подушки грубо,

И с упоеньем долго раздевать.



Ты думаешь, что я с тобйо играю,

Я соглашусь..всего за поцелуй,

Пока я молча от любви страдаю,

Ты продолжай мой мальчик, и танцуй.



Когда иссякнет жизнь Его до капли,

Мы словно свора, ринемся с цепи,

Накинемся на царство, только вряд ли,

Позволю я тебе тогда уйти.





-----



стёб





Тяжел день рабочий у Багоя,

Сутки целые он не смыкает глаз,

Стережет всё царские покои,

Вот такой от Саньки есть приказ.



Спозаранку зеркало готовить,

Чуть попозже платье подавать,

До обеда с Касей громко спорить,

Что царя не нужно посещять.



К вечеру несет он одеяло,

И подушки мягкие взбивает,

Геф пришел к царю сегодня рано,

Но такое иногда бывает.



Как стемнеет небо за балконом,

Он спешит налить царю вина,

Строит робко бровики с изломом,

Если царь не будет пить до дна.



Ванну наливает аккуратно,

Даже чуть поменьше,ч ем всегда,

Потому что так царю приятно,

Если Геф припрется и туда.



До утра опять стоит у двери,

Тяжела работа у багойки,

Македонцы, вправду, словно звери,

Не жалеет царь его нисколько!!!



(с) 14-05-06[/I]

---

все те же лица...

[*Manwe*]

кому-то сегодня явно будет очень хорошо..с медом в душе...

---

Разлука

[Tounezz]

Саня сегодня не в духе, однако,

Решил Перитас, увернувшись от тапка.

С таким господином останешься куцым,

С плаца удирая, раздумывал Буца.



А Саня то грустен, то больно дерется,

То плачется каждому, кто попадется,

(И даже Багоас надел маскировку):

Филэ отправился в командировку...

---

арт

[*Manwe*]

Magrat, обещанный Каська тебе...

пропорции конечно оставляют желать лучшего.., но пусть так=)





тут иллюстрация к =басне о рынке=

---

[*Manwe*]

о госспади..я когда-нибудь закончу писать уже , или нет?...очередное...



Новый Год.



Мне скучно, я хочу устроить праздник,

Толкнул однажды Александр речь,

Скажите мне, чего я должен ради,

На ваши морды кислые смотреть?



Сосульки, снег кругом, да вы к тому же!

Хочу фанфары, смех, да шум толпы!

Я даже здесь, среди ветров и стужи,

Я круче всех, такие вот понты!



Задумались его вояки сильно,

И закипела в армии работа,

Пока в палатке Санька спал умильно,

Трудились Картер, Клит, и сам Филота!



Вот кто-то притащил из леса елку,

На тряпочки доспехи разорвали,

И проклиная к Зевсу все иголки,

Они кусочки на деревья нанизали.



Какие-то куски цветного меха,

У Рокс потырили мешок её серег,

Наш Кася дал подвязку от доспеха,

Короче, каждый помогал чем мог.



Геф долго и упорно возмущался,

Когда стащили у него заколку,

Зато Багой неплохо постарался,

Советами всё сыпал без умолку.



И наконец, готов подарок Сане!

Большая елка с кучей требухи.

Он офигел, не мог представить ране,

Себе подобной этой чепухи.



Он танцевал пол ночи до упаду,

Зато согрелся, впрочем,как и все.

Но за заколку Геф просил награду,

И получил её потом, в шатре.



Наутро были пьяны все конечно,

И спали кучкой ровненькой в иголках,

С тех пор всегда довольно и беспечно,

Мы Новый Год и отмечаем с елкой!!!





про Касю.для Magrat





Куда ты спешишь, мой Царь?

Мой друг, ты слишком жесток.

Мы снова следуем вдаль,

Мы снова идём на восток.



Родная земля далеко,

А странствиям нет и конца,

Сначала казалось легко,

Теперь ты похож на глупца.



Идеей и жаждой богатств,

Быть может трофеев и славы,

Свергаем мы тысячи царств,

У варваров дикие нравы.



Я горд, я не хуже, чем ты,

Я всё понимаю, мой Царь.

Но видишь, желтеют листы,

Ржавеет в сражениях сталь.



Мы будем идти за тобой,

Покуда дороги ведут,

Но что там за быстрой рекой,

Где синие горы встают?



А после всех тягот пути,

Мы все же вернемся домой....

Домой..ещё дальше идти,

И там ты умрешь, как герой...



(с) 14-05-06

(хотя это не про Касю, а скорее от его лица. если хотите именно про него, скажите -в каком аспекте=)))

---

сегодня явно день Кассандра=))

[*Manwe*]

заказывали про Касю с Клитом? получайте..

полнейшая фигня.., но чисто стёб и полное историческое несоответствие.



Шел как-то Клит по полю утром рано,

И вдруг увидел дремлющего Касю,

Его хитон скрывал довольно мало,

И был Кассандр юн и так прекрасен...



Но Клит, в боях суровых закаленный,

Не знал, как к юноше пристать изящней,

Он был уже в Кассандра весь влюбленный..

Так воином стал Кася настоящим.



Служил Кассандр днём, но чаще по ночам,

И страшен был ему казармы быт,

Внимал он долгим пламенным речам,

Которыми смущал его ум Клит.



Вот так недели, месяцы бешут,

Робеет Клит, как юный скромный мальчик,

Кассандр ежедневно тут как тут,

И тянется к нему совсем не пальчик.



Так Кася повзрослел, и стал умнее,

И понял все метания вояки,

И оказался Клита он смелее,

Раздев того умело и без драки.



Об остальном истории теченьи,

Мы говорить не будем, очень стыдно,

Кто хочет непременно продолженья,

Ответим честно: в темноте не видно!



Колыбельная.

(коротко обо всех)

С Гефом дрыхнет Александр,

А с Багоем спит Кассандр,

Перитас спит с Буцефалом,

Змеи спят с Олимпиадой,

На загаженном полу,

Филипп пьяный спит в углу,

Круче всех Филота в теме,

Он сегодня спит в гареме,

Не добравшись до дворца,

Спит Пердикка у крыльца,

Накануне много выпив,

Воины спят на поле битвы,

В храме дрревнем Афродиты,

Спит Ниарх, обнявшись с Клитом,

Гелиос с Гермесом спит,

Дионис со всю храпит..

У огня, в большом шатре,

Места хватит и тебе!



(с) 13-05-06

(это переделка с одной колыбельной..." спит убитая лисичка...", и далее по тексту)

---

Дочь и жена Македонского военного полка

[Tounezz]

Ну, название сперто у Лычева...



Кася нынче очень гордый,

Кася бить не хочет морды -

Он под кустиком лежит,

Пока рядом бой кипит.



Силы попусту не тратя

(Как учил когда-то тятя),

Кася выложится позже

На походном царском ложе!

---

[*Manwe*]

(практически пересказ речи Олимпиады..)



Не бойся змей, мой сын, ты будешь сильным,

Их яд дарует и покой и славу.

И муки, и полнейшее бессилье,

И жизнь тогда похожа на отраву.



Как шелк их кожа,как кинжал язык,

Укус смертелен , с тем же и прекрасен,

И эффективней сотни тысяч пик,

В агонии мучительной опасен.



Укус змеи, как горькое вино,

Отравит хмелем голову и сердце,

Спастись от яда змей нам не дано,

Как леденеющему телу не согреться.



Но эти змеи, молчаливые друзья,

Лишь потому, что их намеренья ясны.

Враги лишат тебя сиянья дня,

И доживешь ли ты до будущей весны?...





=столько пить нельзя=

О, Геф, не говори, что я напился,

И на столе раздетым танцевал,

Что на Кассандре обещал жениться,

И Клиту пару раз по морде дал!



Не всё?! Рассказывай, мне, право, стало легче.

Что? Легче зря?! давай же не молчи!

Куда ты пятишься, как девка на рассвете?

Я? Что? Лепил из хлеба куличи?



И дротики кидал в портрет Роксаны?

О, Зевс, я ведь не помню нифига...

Да, воспитанье, это видно мамы,

Вот так и наживешь себе врага.



Давай, подробней, только я присяду.

И ты садись. Н можешь? Пчему?

Тебя вчера я несколько раз кряду?

И что с твоим хитоном не пойму?



О, Дионис, я зарекусь, ни грамма!

Ни капли в рот спиртного не возьму!

Я, что? Тебя? У Диониса в храме?

Как жаль, что я не помню что к чему...





(с) 12-05-06

---

По каким историческим источникам нам известно об Александре?

[Hephaestion]

Возник вопрос: дошли ли дневники Птолемея и Аристобула, на которые ссылаются Арриан и Курций в своих произведениях, до наших дней.



На сайте Военная литература, история войн

( http://militera.lib.ru/h/arrian/index.html )

нашел следующую информацию об источниках, используемых Аррианом:



Источники Арриана



Один из основных вопросов для исследователей произведения Арриана о походе Александра Македонского — это проблема о его источниках, или иначе — о достоверности того исторического материала, который составляет костяк повествования. Важно также и то, как сумел Арриан использовать свои источники.



Еще при отце Александра. Филиппе, при македонском дворе существовала блестяще организованная канцелярия. Александр унаследовал этот институт и превратил его частично в свою походную канцелярию. В связи с большим размахом деятельности Александра увеличились и обязанности канцелярии, возрастало значение того аспекта ее деятельности, который связан был с подготовкой и ведением войн. За это говорит то, что во главе канцелярии стоял Эвмен из Кардии, человек, который во время похода привлекался в качестве руководителя конницы. Свой военный характер канцелярия сохраняла при Александре до конца его дней. Эвмену был присвоен титул «верховного секретаря». Через его руки проходила вся государственная переписка: письма царя, приказы, узаконения и т.д. В канцелярии хранились планы военных операций и отчеты о них, повседневные записи, в составлении и сохранении которых Александр был очень заинтересован. Благодаря этому сохранились даты сражения и описаний хода военных событий. Об организация канцелярий, так сказать, канцелярском стиле Македонии, мы можем получить представление по тем многочисленным документам, которые до нас дошли из канцелярии ответственных должностных лиц птолемеевского Египта, — я имею в виду так называемый «архив Зенона''. Зенон был правой рукой Аполлония, ближайшего соратника Птолсмея II Филадельфа, главного управителя экономической жизни Египта. Услужливый Зенон с исключительной последовательностью следил за тем, чтобы каждый документ из переписки содержал следующие данные. При поступлении документа на оборотной стороне его писалось: кто является отправителем, кому адресовано письмо, в чем заключается содержание письма, где оно получено, дата получения, т.е. год, месяц, день, иногда час. Это давало возможность составлять при надобности сводки писем, отчеты и т.д. Так как в важных случаях в самом письме указывалось время отправления, эта запись на обороте письма служила оправдательным документом в случае возникновения вопроса о своевременности доставки [20] (страница с рисунком. — Смолянин) [21] письма и о своевременности выполнения поручений. Показательно в этом отношении письмо Аполлония Зенону. О но содержало приказ направить навстречу посланцам царя Боспора Пайрисада II транспортных животных. Письмо датировано (в переводе на современный календарь) 254 г. до н. э., 21 сентября. На обороте другой рукой, т.е. рукой секретаря Зенона, записано, что письмо получено того же года 22 сентября в 1-м часу и касается посылки транспортных животных для послов Пайрисада и послов города Аргоса. Думается, что такой четкий стиль регистрации документов практиковался издавна.



К сожалению, писем Александра Македонского в произведении Арриана сохранилось мало. Мы узнаем о письме Александра к афинянам, в котором Александр требует выдачи политических врагов. В нескольких словах приводится письмо к Олимпиаде, к матери, об индах. Интересны два письма к Дарию, жена которого, мать и дети оказались в плену у Александра. Письма эти приводятся подробно. Они возбудили большой интерес у читателей и стали темой риторических упражнений, как было уже сказано. В подлинности этих писем исследователи сомневались, пока одним из русских ученых она не была доказана{23}. В письмах содержались и частные сведения, и политические. Они сохранились до Арриана, по-видимому, вместе с исключительно важным документом — «дворцовыми дневниками», которые, как полагают, велись с начала правления Александра. Мы не знаем, производились ли записи с такой же подробностью во всех частях этих «дневников», как в той части, о которой труд Арриана оставил более подробные сведения{24}. Здесь в исключительной последовательности рассказывается о том, как протекала последняя болезнь Александра. По-видимому, о «знамениях» здесь мало говорилось. А все подробности, касающиеся управления государством, приказы, политические события, отправление корреспонденции и изменения в личном составе учитывались в строго хронологическом порядке. Ведение этих записей требовало вдумчивой. работы очень понимающего и ответственного лица. Возглавлял эту работу тот же Эвмен. Все деятели из окружения Александра, благодаря наличию «дневников», всегда могли быть в курсе тех дел и событий в государстве, которые их касались.



В «дворцовых дневниках» подробно рассказывалось о болезни и смерти Александра. Нельзя допустить, что при наличии подобного рода подробных записей Арриан ими не воспользовался бы должным [22] образом. Дошли до нас глухие сведения о том, что какой-то историк Страттид из города Олинфа специально занимался эфемеридами Александра и написал, между прочим, 5 книг о его смерти. Возможно, что эта запись в «дневниках» настолько выделялась своей подробностью, что останавливала внимание не только Арриана. Ведь и с политической точки зрения последние дни жизни Александра приковывали внимание потомков. Всех должен был интересовать вопрос, умер ли Александр в результате болезни, или его отравили, — ядом часто пользовались и при македонском дворе, и при других эллинистических дворах{25}. Записано, как происходило прощание Александра с войском. Поднимается и важнейший вопрос: были ли сделаны распоряжения Александра о «престолонаследии». Особенно важно, что, по свидетельству Арриана, главные его источники, Аристобул и Птолемей, писали примерно то же самое, что стояло в «дневниках». Эти подробные сведения отображают повседневный быт Александра, разумеется, в несколько необычной обстановке. Вопрос о наследнике не был решен Александром: заявление, что он завещает свое царство «наилучшему», толковали оставшиеся его сподвижники по-разному. Слово «наилучший» не совсем исчерпывает значение греческого термина, содержащего еще оттенок «наихрабрейший». Думается, что эти слова «отредактированы» в «дневниках» несколько тенденциозно, как и последующее указание Александра на то, что после его смерти произойдет большая борьба. Она развязалась почти сразу же. Естественно, что Александр ее предугадать не мог, да и предсмертная агония лишила его возможности политического пророчества.



Помимо «дневников» Арриан пользовался и литературными трудами. Если в «дневниках» можно усмотреть некоторые следы тенденциозной обработки, то в литературных трактатах, которые были в распоряжении Арриана, места для политических разноречивых тенденции было много. Некоторые авторы стояли на стороне Александра, другие в большей или меньшей степени были настроены к нему враждебно. Положение Арриана было сложное. Он следовал только рассказам современников-очевидцев: Птолемея, сына Лага, и Аристобула, сына Аристобула. Мотивирует он этот выбор тем, что они имели возможность видеть то, что делал Александр, так как участвовали в походе. Птолемея, который сам стал царем, первым эллинистическим [23] правителем Египта, его официальное положение лишало возможности искажать истину. Другие многочисленные авторы описаний жизни и деятельности македонского царя писали тенденциозно: жившие еще при Александре побаивались его и поэтому писали только то, что ему было угодно, остальное же умалчивали или приукрашивали, рассчитывая на вознаграждение или надеясь сделать карьеру за изложение, угодное могущественному царю.



Птолемей — крупный военный и политический деятель — пришелся Арриану особенно по вкусу. Ему очень понравилась осведомленность Птолемея в военном искусстве того времени. Выходец из старой македонской знати, опытный полководец, трезвый политик, этот основоположник птолемеевской династии Арриану был известен не по одному походу Александра. После смерти царя-завоевателя Птолемей участвовал в борьбе между диадохами. Когда монархия Александра распалась, Птолемей сумел стать сатрапом в Египте, пользуясь и хитростью, и мечом. Он не стремился к восстановлению царства в объеме завоеваний Александра. Реалистический деятель, трезво учитывая ситуацию, он решил ограничить свою власть в основном Египтом, и несмотря на то, что после Александра существовал ряд правителей, законных наследников македонского царя, Птолемсй сохранил свою независимость и самостоятельность своей страны. Авторитет своего правления он повысил тем, что сумел прах Александра «приютить» в Египте и объявить себя продолжателем покойного, а свое правление выдавать за прямое продолжение его политики. В 304 г. он заменил титул сатрапа царским титулом и лишь в глубокой старости уступил свое место сыну своему, Птолемею II Филадельфу, которого он еще за два года до своей смерти назначил соправителем. Все это было Арриану известно. Как называлось произведение Птолемея, легшее в основу сочинений Арриана, мы не знаем. Особенно уверенными становятся суждения Арриана, когда сочинения Птолемея и Аристобула совпадают в своем содержании. Но это не всегда имеет место. В таком случае Арриан выбирает, отдавая предпочтение обычно Птолемсю.



Об Аристобуле мы знаем очень мало. Он умер в Кассандрии, в преклонном возрасте: есть сведения, что он дожил до 84 лет. Хотя Арриан и говорит, что Аристобул участвовал в походе Александра, однако имеется только одно упоминание о том, что Аристобул выполнял приказ македонского полководца: ему было приказано привести в порядок могилу Кира. Поручение имело политическое значение,так как Александр после сближения с персидской аристократией очень дорожил святилищами своих новых друзей. Могила Кира после ее восстановления охранялась, в вход в нее был опечатан царской печатью. [24]



Личность Птолемея{26} и его деятельность, его интересы и осведомленность в военном деле выступают в изложении Арриана резко и определенно. Мы узнаем, что Птолемей оказался верным Александру в трудную минуту жизни{27}. Он состоял в свите Александра во время битвы с Дарием. Мы читаем, как Птолемей стал «телохранителем»{28}. Этот испытанный друг Александра вес чаще и чаще выполняет ответственные поручения царя. Об этом и рассказывал Птолемей. По-видимому, его труд представлял собой переработанный после смерти Александра личный дневник. В нем подробно сообщалось о под готовке осад, сражений, говорилось также о том, как Александр в интересах сбережения сил войска избирал такие планы, которые не требовали больших потерь. Если Птолемей давал географические описания местности, то только такие, которые объясняли ход наступления: чисто географические проблемы его не интересовали. Так, он интересуется рекой Индом только в связи с планом переправы через него. Птолемей участвовал в переписке Александра с женой и матерью Дария. Ему поручается пленение Бесса. Он руководил сожжением индийского мудреца Калана. На рассказе Птолемся лежит, конечно, налет некоторого излишнего подчеркивания своих заслуг, похожего на бахвальство. Так, в рассказе о борьбе с коссеями Арриан, следуя Птолемею, пишет: «Ему (т.е. Александру, — O. K.) не помешали ни зима, ни бездорожье — ни ему, ни Птолемею, сыну Лага, который командовал ча-стью воиска{29}.



Не следует, однако, упрекать Арриана в пристрастии. В одном случае он пользуется свидетельством Аристобула, чтобы изобличить Птолемея. Птолемей пространно расписывает{30}, какие он преодолевал трудности, чтобы по приказанию Алсксандра поймать бежавшего Бесса, а Аристобул рассказыает, что Бесса привели к Птолемею персидские военачальники, «передали его Александру голого и в ошейнике». Откуда у Аристобула такие сведения, мы не знаем, но сам по себе этот более простой рассказ довольно правдоподобен.



Если, таким образом, Птолемей как источник вырисовывается довольно определенно, то особенности повествования Аристобула менее [25] ясны. Он любил географические экскурсы{31}, охотно говорил о чудесных знамениях и вообще о сверхъестественных явлениях. Так, он подробно рассказывает о сириянке, находившейся при Александре, «одержимой божеством», предупреждавшей его о предстоящих бедствиях{32}, и также подробно останавливается на «знамении» перед последней болезнью Александра{33}. Очевидно, об этом в «дневниках» не было ни слова, иначе Арриан не сослался бы специально на Аристобула. Вообще он любил рассказы о чудесном. Эта страсть Аристобула хорошо иллюстрируется обоснованием, почему Александр встреченный на пути остров назвал Икаровым{34}, или эпизодом с моряком, надевшим случайно диадему Александра{35}. По-видимому, Аристобула не столько интересовала судьба моряка, сколько то, что этот случай тоже был использован как «знамение», предвещавшее смерть Александру, а Селевку «великое царство». Что Аристобул был знаком с перепиской своего начальника, видно из сведений, имевшихся у него по делу Дария. Да, пожалуй, и сообщение о плане Дария, перехваченное Александром, характеризует Аристобула как человека, знавшего о переписке македонца{36}. В «дневниках « об этом не было ни слова, а Птолемей о данном документе ничего не написал. Иногда свидетельства Аристобула говорят не в пользу деятельности Александра. Так, по словам его{37}, значительная часть отправленного против скифов войска погибла, попав в засаду, устроенную скифами. У Птолемея, по-видимому, этот эпизод не был упомянут. Не исключено, что Аристобул, увлекаясь рассказом, сказал то, чего он знать не мог. Не в пользу Александра говорит и рассказ о взятии «Седьмого города» в Скифии. Арриан пишет: «... по словам Птолемея, жители сдались сами; Аристобул же рассказывает, что и он был взят приступом и что перебили всех, кого там захватили. Птолемей же говорит, что Александр роздал людей своим солдатам и приказал им держать их в цепях до тех пор, пока он не уйдет из этой страны: пусть не останется никого из участников восстания»{38}. Возможно, что Птолемей в своих записях проявлял тенденцию смягчить сведения о жестокости Александра. Там, где Арриан сохранил нам противоречивые показания Аристобула и Птолемся, более здравый смысл и большая осведомленность последнего не подлежат сомнению. Взять хотя бы описание битвы с сыном Пора. Дело касается [26] переправы через Гидасп. Аристобул говорит, что в распоряжении Пора было 60 колесниц, выделенных ему отцом для встречи Александра, и что Пор дал Александру возможность переправиться через реку. Арриан же указывает, что по другим рассказам Пор вступил в сражение с Александром на месте высадки и что Пор прибыл с большим войском. Птолсмсй, наконец, тоже указывая на наличие большого войска, рассказывал так убедительно о столкновении между Пором и македонским царем, что Арриан следовал только его сообщению{39}. Из неоднократных упоминании Арриана, что он следует только показаниям Аристобула и Птолемея, вытекает с очевидностью, что если на эти два источника не делается ссылок, то он следует версиям других писателей, о которых мы ничего не знаем. Порой отсутствие свидетельств Птолемея и Аристобула заставляют высказаться Арриана и на основании собственного опыта{40}. Арриан нашел ссылку на то, что римляне отправили к Александру, уже прославленному своими завоеваниями, посольство и что Александр предсказал Риму будущую его мощь. «Я сообщаю об этом, как о событии не безусловно достоверном, но и не вовсе невероятном. Следует, однако, сказать, что никто из римлян не упоминает об этом посольстве к Александру и о нем не пишут ни Птолемей, сын Лага, ни Аристобул, историки Александра, которым я наиболее доверяю»{41}. Правда, тут Арриан, сообщая об этом посольстве, называет имена авторов: это Арист и Асклепиад. Диодор{42}, отражая версию, сообщает, что к Александру потянулись посольства от всех, кто населял северное побережье Средиземного моря и вплоть до Геркулесовых Столбов, т.е. кельты и иберийцы. Несмотря на то, что привязанность Арриана к Риму могла бы заставить его поддержать эти лестные для Рима сведения, он отвергает их. Асклепиад известен только по этому месту Арриана. А Ариста мы знаем еще по Страбону{43}, сообщающему, что он родом с острова Саламин и жил позже Аристобула.



Иногда Арриан повествует о событиях, о которых его основные источники не упоминают; они сами по себе возбуждали сомнение в достоверности. В этих случаях ссылка на отсутствие соответствующих сведений у Аристобула и Птолемся означает, что Арриан этих рассказов [27] не признает. К таким сообщениям относятся рассказы об организованном якобы Александром торжественном шествии через Карманию: Александр будто бы возлежал на двух соединенных вместе коврах и, сопровождаемый солдатами, под звуки флейты прошел этой пышной процессией, называвшейся «триумф», в подражание вакхической свите бога Диониса. Арриан высказывает по этому поводу сомнение: «У некоторых писателей есть рассказ, не заслуживающий, по-моему, доверия... Об этом, однако, не пишут ни Птолемей, сын Лага, ни Аристобул, сын Аристобула, и вообще никто, чьему свидетельству об этом можно было бы поверить»{44}. Арриан, по-видимому, отвергает также рассказ о том, что Атропат, сатрап Мидии, привел к Александру сотню женщин-амазонок, что Александр велел убрать их из войска и якобы дал знать царице амазонок, что он придет к ней, так как желает иметь от нее детей. «Обо всем этом, — говорит Арриан, — нет ни слова ни у Аристобула, ни у Птолемея, вообще ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить»{45}. Есть и другие расхождения между Аристобулом и Птолемеем, которые объясняются лучшей осведомленностью Птолемся. К ним относятся, например, сведения о марше Александра с войсками через пустыню. Птолемей утверждает, что перед войском появились две змеи, наделенные голосом. Аристобул же говорит о двух воронах, летевших перед войском. Арриан утверждает, что рассказ Аристобула является обычной версией. Он признается в том, что допускает божественную помощь Александру: это правдоподобно само по себе, если проследить удачу этого полководца. Но разноречивость этих версий заставляет усомниться в точности сведений. Скорее всего следует считать, что Птолемей рассказывает легенду, возникшую на территории Египта, в египетском стане. По существу, конечно, версия большинства, которой придерживается и Аристобул, заслуживает предпочтения, так как по рассказам путешественников вороны и хищные птицы в пустыне встречаются нередко и это считается признаком близости источников{46}. Эпизод о возвращении в Египет Арриан тоже читал в двух изложениях: Аристобул рассказывает, что Александр вернулся в Египет той же самой дорогой, которой ушел, а Птолемей говорит, что он пошел другой — прямо на Мемфис. И тут версия Птолемея лучшая, так как все легенды об Александре и его посещении Мемфиса он узнал из египетских источников. Здесь, кстати, следует сказать, что при всей реалистичности рассказов Птолемся об Александре [28] в них есть мистические и религиозные элементы. Религиозные обряды необходимы были полководцу Александру для того, чтобы воздействовать на войско, которое должно было верить, что боги относятся к нему благожелательно. Отсюда неоднократные обращения Александра к оракулам и гадателям снов, ссылки на верования к знамения. Присутствие в свите Александра специалиста по толкованию снов и предзнаменований следует считать неоспоримым фактом. Греки и другие участники громадной армии Александра веровали в своей массе в сны. А так как поход с его опасностями вселял в солдат опасения за жизнь, гадание снов и толкование предзнаменований в таких рамках, как об этом рассказывает Арриан, были в порядке вещей. Кроме того, сам поход диктовал необходимость обращения к помощи богов: предварительно требовались жертвоприношения, давались богам священные обеты; за благополучный исход просители обещали богам какое-нибудь «вознаграждение», знак благодарности. Многочисленные, дошедшие до нас, надписи свидетельствуют о боязни водных путей, путешествий и переходов. Многочисленные надгробия свидетельствуют о том, как много погибало путешественников в волнах морей. Даже простая поездка из Александрии в Италию рассматривалась уже как «великая опасность». В гавани города Александрии иждивением крупного политического деятеля, друга Птолемея II, был построен знаменитый маяк Фар, который должен был тем, кто разъезжал по морям, обеспечить въезд в гавань; он был посвящен «богам-спасителям», т.е. всем тем богам, которых просили о спасении мореплаватели. Когда Александр переправился с войском через Истр, он «разрушил город и на берегу Истра принес жертву Зевсу-Спасителю, Гераклу и самому Истру за то, что он позволил ему переправиться»{47}. Здесь Зевс назван Спасителем: это, разумеется, самое распространенное его культовое прозвище; Геракл назван как легендарный предок Александра, а Истр — олицетворенное название реки Истр, бог Истр. Соблюдение Александром других религиозных обрядов — в интересах ли похода или в личных{48} — Птолемеем не обсуждалось.



Нельзя считать источниками Арриана ни Ктесия, ни Гекатея, ни Геродота, ни Ксенофонта. Высоко ставил Арриан Эратосфена из Кирены, крупного ученого (III в. до н.э.), одного из руководителей знаменитой библиотеки в Александрии. Он считал его большим знатоком географии Индии, так же как и Мегасфена (IV в. до н.э.) и Неарха, флотоводца Александра, и использовал всех этих писателей, когда создавал свою [29] «Индийскую историю» («Indica»). При всем уважении к Эратосфену Арриан не все его показания берет на веру. «Что касается меня, — пишет он, — то я не во всем согласен с киренцем Эратосфеном, по словам которого, рассказы македонцев о том, что совершено богами, имели целью только польстить Александру и сверх меры возвеличить его»{49}. Арриан большое доверие питал и к Мегасфену. В своем труде он предпочитает пользоваться свидетельствами исследователей, лично наблюдавших события и объекты, о которых они пишут. А об Мегасфене Арриан знает, что Индия потому ему хорошо знакома, что он жил у Сибиртия, сатрапа Арахозии, и часто бывал у индийского царя Сандракотта.



Этот краткий перечень далеко не исчерпывает источников Арриана. Особенно мало мы можем сказать о тех писателях, на которых он ссылается, но которых не называет по имени. А таких было немало. Поучительным примером служит рассказ Арриана о столице Сарданапала. Содержание его таково: Александр вышел из Тарса и прибыл в город Анхиал, который, по преданию, основал ассириец Сарданапал. Внимание Александра привлек могильный камень Сарданапала, изображенного во весь рост. Руки его были сложены так, как складывают обычно при хлопании в ладоши. Под памятником находилась надпись на ассирийском языке. «Ассирийцы говорили, что это стихи».Дальше Арриан передает содержание надписи, в которой Сарданапал с гордостью сообщает о том, как он построил в один день города Анхиал и Тарс, и приглашает путников есть, пить и забавляться. «Все остальное в жизни не стоит и этого»: намек на тот звук. который издают хлопаюшие ладони{50}. Сарданапал не является исторически определенным лицом. В греческой литературе он выступает как человек, предававшийся всю жизнь чрезмерным наслаждениям. Он считал, что жизнь коротка, поэтому необходимо торопиться жить, чтобы не упустить никаких наслаждений. Кроме наслаждений, в жизни ничего ценного нет. Ряд писателей, высказывавшихся о Сарданапале, истолковывали жест ассирийского царя не как аплодисмент, а как щелчок, который своим кратким звуком символизировал никчемность, бренность всей жизни. Но в интересующем нас тексте несомненно говорится об аплодисменте, и Арриан, по-видимому, связал этот жест с приглашением веселиться. Археологические раскопки в этих местах и в наше время обнаружили фигуры, у которых руки сложены на животе, жест, который видевший не мог толковать как щелчок. Каллисфен (фрагмент 32) говорит, что Сарданапал был изображен с высоко поднятыми над головой руками, как [30] для щелчка. Плутарх прибавляет, что поза ассирийского царя изображала «варварский танец», руки были подняты над головой. Стихи, которые якобы находились на этом памятнике, передаются самым различным образом. И только Каллисфен вместо слова «забавляйся» употребляет неприличное выражение, на которое намекает Арриан. У некоторых греческих писателей слова надписи приведены в стихотворной форме. По-видимому, в свите Александра знали греческую легенду о «Сарданапале». Она передается от писателя к писателю, начиная с Геродота (II.150). Увидев статую, они определили се как изображение этого классического прожигателя жизни. Жест этой статуи — сложенные на животе руки — они стремились примирить со словами греческих стихов. Прочитать эти слова вряд ли кто из свиты Александра был в состоянии. Откуда у Арриана сведения об этом эпизоде, сказать трудно. Афиней{51} ссылается на Аристобула, который в словах, чрезвычайно близких, говорит об этой статуе (цитата из Аристобула у Афинея дословная). Однако жест по Аристобулу — жест щелчка, произведенного одной рукой («свел пальцы правой руки, как для щелчка»), Арриан изменил описание жеста по-своему и этим создал версию об аплодисменто. Историю греческих стихов очень трудно восстановить: она к нам и не относится. Мы, таким образом, восстановили еще одно свидетельство Аристобула, любителя отступлений от хода рассказа и любителя легенд. Кроме того, мы убедились, что Арриан, пересказывая сведения источников, не всегда, видимо, был точен.



Статью целиком читать здесь:

http://militera.lib.ru/h/arrian/pre.html

---

Заморочки персидского царя

[Tounezz]

Монолог Дария перед битвой



Эй, там, внизу, вы как, готовы,

За Родину, отчизну и меня

Сегодня биться в чистом поле

И македонцев загонять?



Не потекла ли у меня подводка

(Страшнейшая из сил моя краса)?

Все так же безупречная бородка?

Не растрепались волоса?



А голоногие все ближе,

Ты глянь-ка, что творится, Бесс!

У предводителя, я вижу,

На шлеме красный ирокез...



И плащик в цвет ему пурпурный,

Кираса от Диора (щас помру),

Туничка... Материал недурный,

Шит с мордой (чьей, не разберу)...



Браслеты... Это просто дивно!

Парень меня куда модней,

И откопал себе, противный,

Гламурнейшего из коней...



Ретируюсь и убегаю,

Сверкают пятки все быстрей,

Пусть без меня тут выясняют,

Кто самый стильный средь царей!

---

[*Manwe*]

от лица одного из воинов.



Куда же мы опять идём,

Здесь звезды стали будто дальше,

И вьется слава за Царем,

И шлейф из грязной подлой фальши.



А нам бы поскорей домой,

Увидеть милые равнины,

Но предначертано судьбой,

Погибнуть в тягостях чужбины.



Всё чаще тяжелеет меч,

Трудней идти, бежать, сражаться,

Порой мне хочется прилечь,

И никогда не просыпаться.



Горчит похлебка и вино,

Соратник мертв, а конь остался.

Понять мне видно не дано,

За что мой верный друг сражался.



Дошли..и повернули вспять,

Оставив силы и здоровье.

Там кто-то будет умирать,

Здесь кто-то истекает кровью.



Пески безбрежны и мертвы,

В них негде спрятаться от пыли,

Здесь нет родной душе волны,

Бескрайне царствие пустыни.



Вдохнуть бы аромат земли,

Травы душистой, запах моря,

Идти туда, откуда шли,

И утонуть в ночном прибое.



И слышится мне шепот волн,

И крики чаек над волнами.

Я в море был всегда влюблен,

Мечтал ходить под парусами.



Под лязг оружия-вперед!

От солнца яркого не скрыться.

Кого отчаяние ведёт,

Кого-то дома ждёт сестрица.



Кто говорил, что смерти нет,

Кто лгал, что жар костей не ломит?

Пусть обернется он во след,

От жара, каждый третий стонет.



И раскален на солнце меч,

В лучах металл искрится ярко,

Здесь можно отдохнуть от сеч,

Но и без битв любому жарко.



Последний вздох, вся грудь в рубцах,

Терзает сердце резкой болью,

И раны на моих руках

Песком присыпаны, как солью.



(юный Александр.... и по- юношески жутко беззаботен и влюблен)



Тает алый закат, погружаясь с шипением в море,

С нетерпеньем Геката встречает Селену в гостях.

Яркий Гелиос спит, очарованый шумом прибоя,

Я сегодня с тобой позабуду снедающий страх.



Мы из дома сбежали, как нимфа бежит от кентавра,

В темной бухте у берега спрячемся мы до утра.

Гидры дремлют в моряз, спят в лесах одинокие фавны,

Облегченье телам принесут лишь Зефира ветра.



Нет дворцов, нет отца и очей укоряющих мамы,

Ночью я для тебя, до утра для меня будешь ты,

Принимаем на шкурах любовные долгие ванны,

И находим в желанных телах воплощенье мечты.



Розовеет Эос, ей поутру чего-то не спится,

Просыпаются птицы и венчики ярких цветов.

Я мечтаю в рассвете росой из былинок напиться,

Целовать тебя в тени акации белой кустов.



Ты торопишь меня, мы бежим, спотыкаясь о камни,

Скоро солнце взойдёт, рыбаки за сетями придут,

Но как только стемнеет, мы скроемся вновь за холмами,

Даже Боги Олимпа, и те они нас не найдут.





(с) 11-05-06.